– Не вижу причин таиться. Так или иначе – но каждый из вас это или знает, или понимает, или о чем-то подобном догадывается. Так к чему лишние сложности. Итак, я слушаю.
– Не знаю, что вам сказать, майстер Гессе, – пожал плечами Йегер. – Моя жена… жена как жена. Прекрасная женщина. Очень терпеливая, и, наверное, это мне Божье благословение, коли уж она решилась выйти замуж за человека с таким распорядком службы.
– Видимо, к семье ты относишься серьезно, – заметил Курт и пояснил, когда тот вопросительно сдвинул брови: – Хауэр рассказал мне, почему ты загремел в лагерь не в срок.
– А… – проронил тот, отведя взгляд. – Да. Сорвался… Я знаю, что личным чувствам не место на службе, и прежде проблем не было, но тут не стерпел. Прежде у меня и детей не было, а тут – как представил себе, что этот… моего сына вот так… Ну и вмял ему.
– А потом следователи стояли бы над бездыханным телом и раздумывали бы, а допустимо ли применять некромантию для допроса преступника.
– Да понимаю, – начал тот покаянно, и Курт оборвал его, не дав докончить:
– Кто ее родители?
– Крестьяне, – на миг явно растерявшись от смены темы, отозвался Йегер. – Мы проводили операцию как раз в окрестностях той деревни. Опрашивали свидетелей, ну и… Они отличные люди, очень благочестивые…
– Не жалеешь?
– О женитьбе? – удивленно переспросил боец. – Нет, с чего бы.
– Ты сам упомянул о распорядке службы. Выходит, что твоя жена больше времени проводит без тебя, чем с тобою, в одиночестве…
– Отчего ж в одиночестве. Если вы намекаете, что в мое отсутствие она может совершить нечто неблаговидное, майстер Гессе, то на этот счет я спокоен: она живет с родителями. Мы долго решали, как быть; ведь я не могу ни вести хозяйство, ни работать на него, а жалованье, даже столь неплохое, как оплата нашей службы, ведь не станет само собою пахать, сажать и рубить дрова… Поэтому она осталась в родительском доме, а я делаю, что могу, во время моих побывок, и обеспечиваю семью средствами.
–
Йегер бросил на него короткий взгляд, не изменившись, однако, в лице, и подтвердил:
– Всё так. Да и кто вздумает причинить вред ей или ее семье, зная, чья она жена?
– Вот именно зная, чья она, – возразил Курт настоятельно, – и можно вздумать ей навредить. Родители защитят от хмельного бузилы, от себя самой, изнывающей в одиночестве, но вряд ли смогут уберечь ее или ребенка, если за дело возьмется кто-то посолидней, чем докучливый сосед… Тебе ведь так и сказали, Хельмут?
Йегер замер, напрягшись, как тетива, и лежащие на столе ладони чуть заметно, еле видимо глазу, дрогнули, едва не сжавшись в кулаки; в самой глубине глаз мелькнула неясная тень – и исчезла…
– Кто сказал? – переспросил боец ровно, и Курт, качнув головой, произнес негромко, но твердо:
– Брось. Мы оба поняли друг друга.
Тот не ответил, не возразил, не произнес ни слова, оставшись сидеть, как сидел, упершись ладонями в столешницу, и глядел на следователя напротив себя неотрывно, совершенно явно понимая, что каждое новое мгновение его молчания становится очередным свидетельством обвинения…
– Поговорим? – предложил Курт мягко.
Йегер сидел все так же недвижимо еще два мгновения и наконец натужно кивнул, чуть опустив голову.
– Да, – тихо проговорил боец и вдруг, распрямившись, вскочил, резким коротким движением толкнув вперед стол и ногой отшвырнув табурет назад.
Курт отшатнулся назад в последний миг, но все равно задохнулся, когда края тяжелых старых досок врезались в грудь, едва не вмявши ребра в легкие, и в затылке зазвенело от удара об пол. На миг ослепнув от ярких созвездий в глазах, он увидел, как Йегер подскочил к окну, двумя ударами локтя высадив стекло вместе с рамой; Курт, пересилив болезненное оцепенение, вскочил с пола, успев схватить бойца уже наполовину в проеме одновременно с возникшими рядом Бруно и фон Редером.
Глава 13
«У отца была излюбленная фраза «Висконти могут всё», однако ж, я остерегусь быть столь самонадеянным и, прежде нежели предлагать какие-либо шаги, хочу изложить свое видение ситуации, дабы, если где-то в мои выкладки вкралась ошибка, вы могли указать мне, где именно.