Утверждение правды

– Рано или поздно это придется делать мне… но я не знаю, насколько это возможно. Ведь для этого должно быть еще и единство, а его нет. Да, знаю, майстер Гессе, вы скажете, что и это тоже будет моей задачей, однако я смогу обеспечить, если посчастливится, лишь единство земель, но как я смогу совладать с разладом в умах? Взгляните, что происходит вокруг нас… Конгрегация и мой отец тратят массу сил на то, чтобы держать в узде курфюрстов, чтобы завоевать благорасположение вольных городов, и все это ни к чему не приводит. На троне Империи уже третье поколение правителей из рода фон Люксембургов, отец регулярно разъезжает по германским землям, я сам провожу в Карлштейне так мало времени, что не помню расположения большей части комнат, я Германию знаю лучше Богемии, а меня по-прежнему считают чужаком, причем всюду. Немцы помнят, что я частью богемец, а богемцы не могут мне простить, что я и немец тоже.

– Слава Богу, что ни те, ни другие не помнят еще и о французской крови, каковой в вас куда больше, чем немецкой и богемской вместе, – заметил Курт с усмешкой и, перехватив взгляд наследника, вздохнул: – Примете ли совет по управлению Империей от простого следователя?

– Не прибедняйтесь, майстер Гессе, – укоризненно отозвался наследник, кивнув: – Говорите. Не думаю, что вы скажете глупость или бессмыслицу.

– Вслушайтесь, что говорите вы сами, – наставительно сказал Курт. – «Немцы», «богемцы», «Германия», «Богемия»… Для вас самого Империя и населяющие ее люди не неделимы. Вы сами не мыслите свое государство единым. Вы продолжаете видеть его сонмищем разрозненных народов, по нелепой прихоти судьбы собравшихся вместе. Вначале вы должны преодолеть разлад не в умах подданных, а в своем собственном: никто, ни один человек не поверит в ту идею, в которую не имеет веры несущий эту идею. Вы, именно вы первым и должны это понять; понять на самом деле, поверить в это, а не просто проповедовать другим лишь потому, что так проще держать Империю в кулаке. Я и Бруно – немцы, отец Бенедикт, как и вы, частью богемец, майстер Сфорца и вовсе итальянец, но препятствует ли это тому, чтобы Конгрегация была не просто конгрегацией, а поистине сообществом, единым, как семья? Знаю, о чем вы подумали и почему сейчас так ухмыляется господин фон Редер; да, и здесь есть предательство, и среди нас есть паршивые овцы, но потому это так и режет слух, потому так и цепляет за душу, что это – не правило, а исключение, это нечто выходящее из ряда вон. В прочем же – мы одно целое, Фридрих. Здесь нет богемцев, вестфальцев, баварцев, есть служители Конгрегации. Даже наши внутренние трения, все эти вечные споры между следователями, expertus’ами и зондерами – все это поверхностно и несерьезно, в любую минуту любой expertus встанет на защиту курьера, а зондер порвет глотку тому, кто поднимет руку на следователя. И вокруг вас, в вашем государстве, тоже нет немцев и богемцев: все это лишь в умах, и в вашем в первую очередь. А на деле есть подданные, есть граждане Империи – все, бароны, торговцы, простые горожане, вольные крестьяне, герцоги, будь они кёльнцы, пражцы, мюнхенцы; все они – одно целое: ваш народ, Фридрих и – народ Господа. Именно вы сами первым и должны это осознать, иначе люди за вами не пойдут. Вы лишь сможете тащить их за собою силой, мы – сможем погнать их за вами, но долго так длиться не будет. Единство должно быть истинным, и начаться должно – с вас.

– И… – тихо проронил наследник, когда Курт умолк. – Почему средь вас единство достигнуто, а в Империи – нет? что отличает Конгрегацию от Империи?

– А как вы сами думаете, Фридрих? Что?

Тот снова помедлил, глядя в стол перед собой, и все так же негромко произнес:

– Идея?..

– Людям нужна Идея, – согласно кивнул Курт. – За нею они пойдут, ей будут служить, будут за нее умирать, если придется; она и сама будет служить им, защищать их, поддерживать, кому-то давать цель в жизни, кого-то подстегивать, кого-то смирять. Человек может жить впроголодь, без тепла, без света, но не может без цели, без Идеи. Я знаю, о чем говорю, потому что именно это воспитало меня самого, именно это дало мне жизнь и смысл в жизни.

– А можно задать вам вопрос об этом, майстер Гессе? – с внезапным смущением спросил наследник, и Курт, помедлив, приглашающе повел рукой. – Как так сложилось? Ведь в академию вы попали из кругов… прямо скажем…

– Ниже некуда, – подсказал Курт, и тот кивнул:

– Да. Вы угодили в руки своих наставников, будучи человеком такого склада ума, такого образа жизни, каковой не предполагал готовности служить не только такой идее, а какой бы то ни было вообще. Почему же всё изменилось? Как? Как это сделали с вами? Приношу извинения за прямоту, однако…