Увечный бог (ЛП)

  Сеток и Ливень одни стояли между Олар и тремя детьми. По лицу Сеток струились слезы; Наперстянке казалось, что овл сгорбился, словно человек, увидевший место своей неминуемой казни. Он вытащил саблю, но глаза стали тусклыми. Однако он не убегает. Среди всех них юный воин единственный не готов сдаться. "Чтоб тебя, Сеток! Хочешь посмотреть на гибель смелого мальчишки?"

  - Нам ее не остановить, - сказала Наперстянка. - Ты и сама понимаешь, Сеток. Ливень, скажи ей.

  - Я отдал последних детей своего народа Баргастам, - прохрипел Ливень. - И теперь все они мертвы. Пропали. - Он покачал головой.

  - Этих ты лучше защитишь? - возмутилась Наперстянка.

  Она как будто дала ему пощечину. Воин отвел взгляд. - Кажется, единственное дело, которое мне хорошо удается - отдавать детей. - Он вложил клинок в ножны, ухватил Сеток за руку. - Идем со мной. Поговорим так, чтобы никто не слышал.

  Сеток дико на него посмотрела, попыталась вырваться, но тут же устало замерла.

  Наперстянка смотрела, как овл уводит ее прочь. "Сломался как тонкая ветка. Что, Чудная, гордишься собой?

  Но тропа наконец свободна".

  Олар Этиль подошла - теперь прихрамывая, скрипя и щелкая суставами - к стоявшему на коленях мальчику. Протянула действующую руку, ухватилась за воротник баргастской рубахи. Подняла и всмотрелась в лицо; да и он тоже смотрел ей в лицо сухими и равнодушными глазами. Гадающая хмыкнула: - Сын твоего отца в порядке. Клянусь Бездной.

  Ведьма повернулась и пошла на север. Мальчик болтался в руке. Через миг близняшки двинулись следом. Ни одна не оглянулась. "Потерям нет конца, да? Снова и снова. Мать, отец, народ. Нет, оглядываться не на что.

   Да и зачем. Мы их подвели. Она явилась, разделила нас, разбросала, словно императрица горсть монет. Купила детей. И наше молчание. Это было легко, ведь мы - ничто.

  Майхб? Что это, во имя Худа?"

  ***   

  Маппо ушел со стоянки с ужасом в сердце, бросив остальных, повернувшись спиной к страшной заре. Он боролся с желанием побежать. Как будто это помогло бы. Да и если они глядят вослед, совесть их так же нечиста. Утешение? Неужели? "Мы заботимся лишь о своем. Она показала нам наши лица, те, что мы прятали от себя и других. Опозорила нас, обнажив истину".

  Он старался напомнить себе о предназначении, о требованиях долга, о страшных делах, которых от него может потребовать клятва.

  "Икарий жив. Помни. Сосредоточься на этом. Он меня ждет. Я его найду. Я всё исправлю, снова. Наш маленький мир, замкнутый, непроницаемый для окружающих. Мир, в котором нет вызовов, в котором никто не оспаривает наши деяния, наши ненавистные решения.

  Верните мне этот мир, умоляю, прошу.

  Самые драгоценные мои обманы - она их украла. Они увидели...

  Сеток... Благие боги, на твоем лице отразилась моя измена!

  Нет. Я его найду. Защищу от мира. И защищу мир от него. А себя защищу от всего другого - от укоряющих глаз и разбитых сердец. Вы звали это жертвенностью, нерушимой верностью... Там, на Пути Рук, я потряс всех...

  Гадающая по костям, ты украла мою ложь. Поглядите на меня теперь".

  Он знал: его предки ушли далеко, очень далеко. Их кости стали прахом под курганами камней и земли. Он знал, что его давно забыли в родном племени.

  Тогда почему же он слышит стон духов?

  Маппо закрыл уши руками, но это не помогло. Стон длился и длился. На этой пустой равнине он вдруг ощутил себя крошечным, уменьшающимся с каждым шагом. "Мое сердце. Моя честь... съеживается, высыхает... с каждым шагом. Он всего лишь ребенок. Все они. Он спал на руках Грантла. Девочки... они держались за руки Сеток, пели песенки.