Увечный бог (ЛП)

  - Нужны были перемены, потому что наше положение оказалось слишком опасным. Всё последовавшее - вся безумная схема - началось из нужды упрочить наше место в пантеоне.

  - Именно.

  - Но потом всё изменилось.

  - Может, для тебя, - пробормотал Темный Трон.

  - Лжец.

  - Тени никогда не лгут.

  Они чуть помолчали; потом Повелитель Теней запрокинул голову и разразился диким смехом. Котиллион отвернулся, пытаясь подавить улыбку.

   - Момент сомнения окончен? - спросил Темный Трон. - Хорошо. Тебе не идет. Слушай. Она женщина, и потому - самая опасная сила во всех мирах.

  - Да, - сказал Котиллион, - мне известно о твоем давнем страхе перед противоположным полом.

  - Виновата мать.

  - Как удобно.

  - Не знаю, кто из нас сильнее боится встреч.

  - Она еще жива? Не смеши, Амманас.

  - Слушай, я же не всегда был таким старым. Так или иначе, мы всегда встречаемся в одной и той же комнате. Вижу в глазах разочарование, слышу ее голос. "Император? О, та империя. Так теперь ты стал богом? О милый, только не Тень. Разве она не разбита? Зачем ты выбрал для правления разбитое королевство? Когда отец был в твоем возрасте..." Уф, и так далее и так далее! Я сбегал от нее уже в девять лет, и разве удивительно?

  Котиллион удивленно смотрел на него.

  - Они выйдут из пустыни, друг, - заявил Темный Трон. - Чую костью.

  - Не знал, что у тебя есть кости.

  - Тогда тростью. Чую тростью. Хмм, разве не успокоительно звучит?

  - Успокоительно? Нет. Устрашающе? Да.

  Темный постучал тростью, огляделся. - Мы еще здесь? Почему мы еще здесь?

  - Наверное, чтобы подумать об усопших?

  - А нужно? Полагаю, да.

  Поглядев на трупы, Котиллион вздохнул: - Да, ему недостаточно было всего лишь их отшлепать.

  - Детей, которых не шлепают, приходится в конце концов убивать.

  - Таково твое последнее слово? Бессмыслица, Темный Трон.

  - Что ты. Старшие Боги были похожи на испорченных детей, за которыми некому было приглядеть. Единственная бессмыслица - что их не поубивали давным - давно. Сколько мы можем терпеть? Вот вопрос. Единственный вопрос. - Он повел тростью. - А вот и ответ одного мужа.

  - Подозреваю, мы должны быть благодарны, что Драконус был так долго скован в Драгнипуре. Если бы Рейк не убил его...

  - Каждое блудное дитя должно провести пару сотен жизненных сроков, волоча набитый трупами фургон. - Темный хмыкнул. - Звучит как одно из речений матушки. "Всего пару сотен жизней, Келлан? Тебе слабо управиться с тысячью? Ну, твой отец..." О-хо-хо! Не надо!

  ***   

  Сечул Лат очнулся на земле. Глаза были закрыты, и он не ощущал желания открыть их. Не сейчас.

  Послышались приближающиеся шаги. Две пары ног, остановились по сторонам.

  - Ох ты, - произнес женский голос слева. - Я подозревала, что однажды так и будет. И все же... скажи, брат, ты хоть что-нибудь чувствуешь?

  - Нет, - ответил мужчина справа. - А что, должен?

  - Ну, мы ЛУЧШЕЕ, что в нем было, и мы будем жить.

  - Думаешь, он нас слышит, сестра?

  - Полагаю, да. Помнишь, мы однажды пустили монету вращаться?

  - Так давно.

  - Если хорошенько вслушаться...

  - Возможно, любовь моя, это лишь воображение. Иные игры кончаются без звука. Что до новой - не желаю в ней участвовать.

  Она издала какой-то звук - может, засмеялась. - Я слышу слова мудрости?

  - Погляди на отца. Когда он встанет, когда откроет глаза - уйдет насовсем.

  - Да, пути назад не будет. Никогда.

  Сын Сечула вздохнул. - Думаю, любовь моя, нужно выловить Странника. Во имя отца нужно научить его, что такое "рывок повелителя".

  - Его найдет Драконус. Будь уверен.

  - Но я хочу быть там и тогда.

  - Но лучше по-другому, брат. Встретить его перед вратами смерти. Поставить на ноги, напомнив, что отец ждет на другой стороне.

  - Довести до врат.

  - Именно.

  - А потом дать Страннику...

  - Толчок.

  Дети засмеялись, и сам Сечул Лат ощутил, что улыбается."Сын, дочь, что за чудный дар вы приносите, прежде чем меня пошлют моей дорогой".

  - Сестра... вижу монету с двумя ликами, и каждый - Странника. Пусть вращается?

  - Почему нет, брат? Тяни и толкай, вот путь богов.

  Когда он открыл, наконец, глаза, их не было.

  И все было хорошо.

  ***   

  Где драконья тень скользила над землей, из земли вырывались столбы пыли и камней. Возникали бездонные, рваные трещины. Холмы оседали, рушились, высыхала мантия растений. Где она пролетала, умирала земля. Свобода стала даром, но свобода наполнила ее отчаянной яростью и такой болью, что касание воздуха к чешуе стало смертной мукой.

  Она не сомневалась, что наделена душой. Видела ее глубоко внутри, в тоннеле сквозь треснувший камень, ведущем ниже и ниже, к узлу на дне. Там. Это. Вопли из провала заставляли содрогаться корни гор, бурлить моря. Замораживали ветра, лишали жизни воздух.