Слишком цивилизована эта сцена - груды одежды, позабытые на земле пыльные кувшины, придавленная трава, что напрасно пытается поймать полоски ясного солнечного света. Вернутся ли жизнь и свет, или все эти стебельки обречены засохнуть, умереть? Листья не знают. Пока что им приходится просто страдать.
- Тише, - прошептал он, - мы уходим. Вы вернете себе естественные пути. Снова ощутите свежее дыхание ветра. Обещаю.
Банашар фыркнул и пошел искать кувшин, в котором хоть что-то осталось.
Пятеро воинов-хундрилов стояли перед Мертвым Ежом. Выглядели они потерянными, но и целеустремленными - если такое сочетание возможно. Сжигатель Мостов не был уверен. Они боялись поглядеть ему в глаза, но не уходили. - И что я должен с вами делать, во имя Худа?
Он бросил взгляд через плечо. Сзади встали новые сержанты, остальные солдаты собирались за ними. Эти женщины выглядят как мешки, переполненные дурными воспоминаниями. Лица болезненно-серые, словно они забыли все наслаждения жизни,
- Командор? - кивнула на хундрилов Шпигачка.
- Они добровольцы, - поморщился Еж. - Открепились от Горячих Слез, что-то вроде. - Он снова поглядел на пятерых мужчин. - Клянусь, Желч назовет это изменой и потребует их головы.
Старший из воинов - лицо почти черное от вытатуированных слез - еще сильнее опустил широкие покатые плечи. - Душа Желча Иншиклена мертва. Все его сыновья погибли при атаке. Он видит лишь прошлое. Хундрилов Горячих Слез больше нет. - Он указал на спутников. - Но мы будем сражаться.
- Почему не среди Охотников?
- Кулак Добряк нас отверг.
Другой воин крякнул, сказав: - Назвал нас дикарями. И трусами.
- Трусами? - Гримаса Ежа стала еще страшнее. - Вы были в атаке?
- Были.
- И хотите сражаться дальше? Что тут трусливого?
Старший сказал: - Он стыдил нас, велел вернуться к народу. Но мы уничтожены. Мы склонились в тени Колтейна, сломленные неудачей.
- Говорите, все остальные просто... в воздухе растворятся?
Мужчина пожал плечами.
Алхимик Баведикт сказал Ежу в спину: - Командор, у нас тоже потери. Это ветераны. Выжившие.
Еж снова оглянулся. Посмотрел на летерийца. - Как и все мы.
Баведикт кивнул.
Вздохнув, Еж снова посмотрел на воинов. Кивнул говорившему: - Твое имя?
- Беррач. Это мои сыновья. Слег, Гент, Паврал и Райез.
- Сжигатели Мостов?
Еж кивнул: - Сжигатели Мостов.
- Мы не трусы, - прошипел самый молодой, вроде бы Райез. Лицо его сразу стало свирепым.
- Будь вы трусами, - сказал Еж, - я послал бы вас в обоз. Беррач, ты теперь капитан нашей Конницы. Запасные кони есть?
- Уже нет, Командор.
- И ладно. Мои сержанты проследят, чтобы вас разместили. Свободны.
В ответ пятеро воинов выхватили сабли и отдали честь невиданным образом. Поставили клинки поперек выступающих кадыков.
Баведикт хмыкнул сзади.
Беррач хмурился. - Мы не почитаем их память, сэр?
Еж оскалил зубы, и отнюдь не в улыбке. - Поклоняйся кому угодно в свободное время, капитан, но свободного времени у тебя больше не будет, ведь ты отныне Сжигатель Мостов, а Сжигатели Мостов поклоняются лишь одному.
- Кому же?
- Убийству врагов, капитан.
Нечто проявилось на лицах воинов. Они дружно спрятали сабли. Беррач, казалось, пытается что-то сказать, но не может. Наконец он подал голос: - Командор Еж, как отдают честь Сжигатели?
- Никак. А если людям из других частей - вот так.
Беррач широко раскрыл глаза, увидев неприличный жест Ежа, и ухмыльнулся.
Еж повернулся к сержантам, чтобы подозвать их - и увидел, что это уже не серые раздутые мешки. Страх пропал с лиц, осталось лишь утомление - но и оно почему-то стало слабее. Шпигачка и Ромовая Баба снова казались почти красивыми.
- Наконец-то, - воскликнул летериец. - Забавно, правда?
- Что же?
- О. Как горсточка хундрилов разбудила вас всех.