Увечный бог

В тот серый день в глубоком каменном ущелье

Где бродят тени из заброшенных садов

Где горестей кружит слепая пелена

Где листья редкие, серы как мотыльки,

Присели на кусты - унылых склонов шкуру

Бормочут на ветру, подъятом прошлой ночью

Я, одинокий, на колени встал, возвысив глас

Взывая к богу своему.

И отклика я ждал, пока влачился день

Молил, пока не обрело молчанье форму

И пальцами я свет сметал, как пыль

И вороны слетались на деревья

Следили бусинами глаз за мной, склоненным

Напомнив звезды, что совсем недавно

Неслись, неся дозор на бдящих небесах

Но свод небес отныне мне стена глухая

И внутрь глядят глаза.

Да, все слова я выговорил рьяно

Излил тоску и боль, усилил твердо волю

Послав солдат в щетинящийся строй

Птиц мрачных, вестников грядущего распада

Пусть песни нет, чтоб их поднять в полет

Я руки простирал, подобно крыльям птиц

Ладони изодрал в молитвах страсти

Но под конец они упали, умирая

На чресла мне.

Не проронил мой бог ни слова мне в тот день

Не заслужил ответа вялый, скорбный прах

Молчали листья, их не гладил ветерок

И небо позабыло солнца славный вид

Молчанье - лучший дар вопросам беспокойным

Пусть безразличие манит - прошла пора

Молиться бросил я, зарю целуя в губы

И горести поблекли Под лучами света.

"Полная мера ответов", Рыбак Кел Тат

Он принес спеленутое тело так близко, как только осмелился, и теперь оно лежало на земле рядом с ним в саване из грязной мешковины цвета мертвой почвы. Сидя на мертвом коне, он склонился над лукой седла и единственным глазом всмотрелся в далекий Шпиль. Обширный залив слева, за утесами, буйно волновался, словно его раздирали приливы, столкнувшиеся с отливами - но виной этого беспокойства были не движения моря. Магические силы собирались, воздух стал густым и болезнетворным от их мощи.

  Силы сорвались с поводков, никто не предскажет, что будет. Но он сделал всё, что смог.

  Раздался стук лошадиных копыт. Тук обернулся. И отдал честь. - Сэр.

  Лицо Вискиджека стало жестокой насмешкой на прежнее, живое. Борода под истощенными, высохшими губами приобрела оттенок железа и казалась вырванным корнем давно погибшего дерева. Под темнотой надвинутого шлема было не различить глаз.

  "Мы уходим. Тонем, упав с прекрасного края".

  - Тебе нельзя здесь оставаться, солдат.

  - Знаю. - Тук указал жилистой рукой на тело в саване. За спиной Вискиджека ожидали Сжигатели Мостов, молчаливые и неподвижные на своих лошадях. Глаз Тука обежал этот строй. - Даже не знал, сэр, - сказал он, - что их было так много.

  - Война - величайший пожиратель, солдат. Так много нас осталось позади.

  Тон был настолько лишенным эмоций, что могло разорваться даже ссохшееся сердце Тука. "Не так должно быть. Мы растворяемся. Так мало осталось. Так..."

  Когда Вискиджек поворотил коня и уехал - Сжигатели по пятам - Тук немного проскакал за ними, держась на краю плотной массы воителей, а потом что-то ударило его изнутри, словно в груди провернулся нож - и он натянул удила, глядя им вслед. Тоска наполнила душу. "Когда-то я мечтал стать Сжигателем Мостов. Удайся мне - ныне скакал бы с ними, и всё было бы гораздо проще. Но, как было со множеством мечтаний, я не сумел. Всё не так, как мне хотелось". Он развернул коня и всмотрелся в далекое теперь место, где лежал труп.