Увечный бог

  Потому он плакал. По себе. Перед лицом стыда горе сгорает. Перед лицом стыда он начал терять себя, того, кем был, кем считал себя. Долг, гордость своей миссией, жертвенность - всё обрушилось. Он пытался вообразить, как находит Икария, самого старого своего друга. Пытался представить возвращение на прежние пути, к словам обмана во имя любви, к ловким играм и фокусам, удерживающим жуткие истины на дне. Все как было тогда, и в основе - готовность Маппо отдать жизнь, лишь бы не увидеть, как глаза Хищника жизней вспыхивают пламенем.

  Но он не знает, сможет ли жить так во второй раз. Сердце смертного должно быть чисто, избавлено от всех сомнений, чтобы смерть казалась достойным жертвоприношением. Но твердые его убеждения успели обрушиться.

  Ему казалось, что он стал горбатым, что он складывается, обвивая старую рану, и кости его ослабли. Клетка, готовая развалиться от малейшего давления.

  Опустошенные земли плыли по сторонам, но он едва их замечал. Дневная жара - ничто в сравнении с пожарищем в черепе.

  Маппо заставлял себя двигаться. Теперь ему больше чем прежде нужно найти Икария. "Чтобы попросить прощения. За всё.

  Мой друг. Меня уже не хватает. Я не тот воин, которого ты знал. Я не стена, на которую ты, усталый, опирался. Я предал детей, Икарий. Взгляни в мои глаза и пойми истину.

  Я прощу отпустить меня".

  - Закончи это, Икарий. Прошу, закончи...

  ***  

  Буяну показалось, что он увидел на юго-востоке облако пыли. Трудно сказать, как далеко - здесь горизонты играют шутки. Ящер, на котором он скачет, словно пожирает лиги. Кажется, никогда не устает. Глянув назад, он сверкнул глазами на шлепающих по следу трутней. Охотники К"эл разошлись по бокам, некоторых уже не видно, они затерялись в обманчивых складках и карманах пространства.

  "Я скажу на треклятом Вегате. Самом ужасном изо мною виданных орудий войны. Сопровождение не нужно". Ну ладно, ему надо есть хотя бы по вечерам. Стоит подумать. "Но я мужчина. Я презираю нужду думать хоть о чем. И это не беда. Хотя..."

  Ему нравилось быть простым капралом. Работать Надежным Щитом - от этого во рту горько."Да, во мне есть сентиментальность. Не стану отрицать, может, она широка словно океан. Так сказал Гес. Но я такого не просил. Я однажды плакал над умирающей мышкой - она умирала, потому что я пытался ее поймать, но рука у меня неуклюжая и у нее что-то сломалось внутри. Лежала на ладони, дыхание такое быстрое, но крошечные ножки уже не шевелятся. Потом и дыхание остановилось.

  Я стоял на коленях перед камнем и смотрел, как она медленно умирает. В руках. Боги, от одного воспоминания снова зареветь готов. Сколько мне было? Двадцать?"

  Он склонился в сторону и высморкался - одна ноздря, потом вторая. Утер усы пальцем, вытер палец об ногу. Пыль стала ближе? Трудно сказать.

  Одолев подъем, Буян выругался и приказал "скакуну" остановиться. Внизу тянулась на три сотни шагов долина; в ее середине с дюжину незнакомцев сидели и стояли, создав грубый круг. Едва он показался на виду, они повернулись, а сидевшие начали не спеша подниматься.

  Все они были высокими и тощими, в черных кольчугах, черненой железной чешуе и черной коже.

  Охотники К'эл внезапно показались справа и слева от Буяна; они бежали быстрыми прыжками, подняв тяжелые клинки.

  Буян уловил что-то маслянистое, горькое.

  - Тише, ящерицы, - сказал он чуть слышно, пинком носка посылая Ве'Гат в низину. - Они не нападут.

  Темные узкие лица под резными шлемами следили за приближением Буяна. Безжизненные лица. "У этих ублюдков клыки. Джагуты? Может. Помнишь старый бюст Готоса в Сером Храме Арена, у него были такие же. Но эти парни плоховато выглядят. Тланы? У Джагутов бывают Тланы? Ох, хватит вопросов, идиот. Просто спроси их. Или не надо". Буян натянул поводья в десяти шагах. Охотники замерли за ним, опустив кончики мечей на твердую землю.

  Он снова оглядел воинов. - Уроды, - пробурчал он.