Увеличение

Первым не выдержал Отто. Он, наутро заметив масштабы бедствия, завалился ко мне домой без стука и, не утруждая себя вводными словами, накинулся на меня:

– Ты что творишь? – закричал он. Я подавился своим сахаром.

Сразу поняв, о чем он, я откашлялся и сказал:

– Ты же сказал, вмешиваться не будешь.

Отто явно передумал.

– Я сказал? – вопросительно произнес он. В его взгляде сквозила злость, а Отто мог быть злым, когда хотел. Но он меня не пугал. – Я сказал, что не буду вмешиваться, потому что я был главным наверху! – прокричал он. – И я там такое учудил! Тотальный контроль! Я хотел все сделать идеально, и от количества работы жители умирали! И я решил. – Отто так и не смягчился, в его голосе появлялось все больше стали, – никогда больше не лезть во власть. Но ты… Ты сделал хуже меня. Ты распустил всех!

– Зато все свободны! – спорил я.

Историю Отто я уже примерно знал, поэтому не удивился. Я не сделал, как он. Я никого не убил. Я сделал лучше, совершеннее. Исправил ошибки Деда. Когда пройдет достаточно времени, чтобы все, в том числе такие консерваторы, как Отто поняли, что империя Деда была не лучше правления Отто наверху, мне еще спасибо скажут. Рано или поздно, наши глупо запаянные злые черты пробудятся, как пробудились мои, и все пойдет как по маслу. Отто что, действительно не понимал это? А мне он казался умным.

– Ты так и остался таким же ребенком, – произнес обидную фразу Отто, – а я думал, что ты вырос!

Он знал, по чему бить. Я больше не был маленьким и расценил это как личное оскорбление. Я врезал ему первым. Схватка с Ленни показалась мне детской забавой по сравнению с тем, как мы дрались с Отто. Он был ловким и сильным, а я злым, таким злым, что мне самому становилось жутко. Я разбил ему лицо и выкинул прочь из дома. Я был так зол, что решил выгнать его из города. Я так и сказал ему:

– Если тебе не нравится мое правление, то проваливай прочь.

Дед тоже выгонял. Агрессивный кофе выселили, как я и ожидал. Тогда почему мне должно быть стыдно за мое решение?

Мне и не было. Отто, отряхнувшись, разочарованно глянул на меня, точно перед ним был не я, а недостойный его общества слизняк, и ушел прочь.

Я не знал, остался ли он или покинул город. Потому что мне больше никто не докладывал.

Глава 10. Катастрофа.

Войну не мог отменить даже я. Циклично и закономерно, после каждой небольшой жары, после пары сильных землетрясений она начиналась. Глупо было надеяться, что со смертью Деда Война исчезнет. Казалось, что со временем атаки становятся все чаще – не зря Дед предостерегал об этом. Но ошибся в другом: в этот раз Война была особенно сильной.

Небо не алело. Жары не было: давно стоял холод. Может, горные жители снова неприлично вели себя, а может быть, Войне уже не нужен был повод. Оружие сменилось. Я понял это сразу, когда объевшиеся (оно и понятно, работа у них все-таки была нервная) бывшие спасатели, которые больше всех валялось на улице, умирали в конвульсиях сразу, как вдыхали. Поднялась паника.

Война началась утром. Многие не успели уснуть. Без разрушителя Силенсии другие неподвижные были слишком напуганы, чтобы сделать что-то самостоятельно. Они закрывали ставни и кричали. Я их не видел. Взглянув на быструю смерть спасателей, я точно знал, что мне нужно делать. Схватив одну из опустевших банок (а в городе почти все банки с недавнего времени пустовали), я, дыша в нее, побежал к Дру. Я не знал, но догадывался, что отравлен даже воздух, не говоря уже о пище, воде, земле под ногами. Я пытался игнорировать окруживших нас Боссов. Они подошли близко, потому что никто их никто больше не отвлекал.

Я не мог позволить себе не смотреть, как умирали мои знакомые. Я только мог отвести глаза, когда тучные тела Боссов окружали Ленни и его сестру, переваривали их. Я только мог игнорировать то, как Най отбивался от взявшего его в окружение юнцов. Я пытался избавить себя от лишних страданий по поводу их мучений. Я знал их всех: тех, кто падал и умирал, пока я, сократив почти полностью дыхание, бежал, что есть мочи к Дру.

Неужели она умрет сегодня?

Я бежал. В городе звучала паника, и слезы, и страх. Я замечал, как некоторые, особенно слабые, по привычке тянутся к обыкновенным границам спасительного купола, который сегодня никто не поднимет. Мне не хотелось ничего слышать. Я не хотел видеть, как те, которых я только недавно сделал свободными, умирали вот так вот глупо. Война. Почему она происходила?

Почему она забирала лучших? Или худших – это не важно. Умирали все одинаково. В моей душе поднималось дикое негодование к Войне: как она смеет происходить?

Ноги жгло. Я задыхался. Мне хотелось верить, что с моими выдающимися способностям со мной ничего не случится. И я верил. И лишь поэтому еще бежал.

Место работы Дру приближалось. Она была обижена на меня. Конечно, я не совсем понимал ее причину, я не сделал ничего дурного, но сейчас было не самое лучшее время для выяснения отношений. Сейчас надо было спасти ее, хотя бы попытаться. Я смутно представлял, что буду делать, когда добегу, но все равно бежал.