Увеличение

Я, ища подтверждение своих слов, отыскал его взглядом. Дед, улыбаясь, начал передавать лакомство вправо от себя. Ленни с сестрой – влево. Порция передавалась из рук в руки, пока сидящий максимально далеко от Деда и Ленни, не получал свою. Только тогда они передавали вторую порцию, но та так же не задерживалась в руках надолго, отправляясь к сидящим позади.

Эх, знал бы я их порядки – сел бы дальше, так, чтобы моя часть еды уже оказалась в руках. Пока до нас, до отшельников, создающих третий ряд, дошло первое по счету лакомство, я заходился в нетерпении. Оно приковывало к себе мой взгляд. И мне так хотелось, так хотелось оставить его себе сразу же. Передавать дальше? Сидящим за мной? Пощадите! Их же там целая компания! Мне что, еще несколько раз отпускать от себя, так и не попробовав, это великолепие?

Я сглотнул накопившуюся слюну. Они издеваются надо мной!

Когда лакомство оказалось в моих руках, я лишь успел увидеть красновато-коричневый цвет и уловить тонкий источаемый аромат, как пришла пора передать его. Мне казалось, что все замерли, ожидая мое решение. Я физически чувствовал на себе голодный взгляд тех, кто сидел дальше меня. Они ждали.

Я боролся с искушением.

Оставить его себе и вновь опозориться? Я не хотел снова ощущать стыд, поэтому, не без сожаления, положил лакомство в протянутые ко мне руки. Но я не кривил душой – мне не хотелось его отдавать.

Вокруг было тихо и томно. Все размышляли над словами Деда и, я уверен, все принялись выуживать из себя врожденные знания. Не знаю, почему это произошло только сейчас: быть может, раньше мы были слишком молоды или глупы, а может, виной всему была царившая атмосфера единства. Как бы мне не нравилось это слово, но оно лучше всего описывало происходящее.

Я понял, почему первая группа выглядела мудрее. Сейчас они не были настолько удивлены, как мои ровесники, и это значило, что они уже знали. Или догадывались. Или и то, и другое.

Я предпочитал думать, что я не глупее их, как мои одноклассники, а эти знания стали доступны сейчас, потому что это я им разрешил стать доступнее. Я в них впервые начал нуждаться.

Наконец-то в моих руках вновь оказалась вкусность красно-коричневого цвета. Я съел ее, и на секунду, пока чувствовал великолепный вкус, забыл думать о памяти, Войне и о странном внимании Деда, обращенном на меня.

Порядки и правила у них не очень, но кухня что надо.

***

Вскоре мне надоело сидеть, и я решил пройтись. Меня не тянуло к новым знакомствам, я не хотел общения. К тому же за сидящими впереди меня мне со своего последнего ряда было плохо видно происходящее в круге, где Дед, усевшись на землю, поедал свою порцию (к слову, одну единственную, льгот ему, видимо, не полагалось) и почти по-дружески болтал с сестрой Ленни.

Я быстро решил, что Дед странный, и поглядывает он на меня необычно, так что мне подумалось, что лучше уйти с насиженного места и пройтись.

Мир же огромен, и он не ограничивается одной лишь поляной, где ели и говорили, лебезили друг перед другом и где каждый играл свою роль. Мы – роль детей. Дед – роль старейшины. Тетушка Розанна – учительницы. Сэр Коррингтен и его команда – добытчиков еды. Война и боссы – опасностей. А уважительное и доброжелательное общение – фикцией.

Я знал, что моя память поможет мне выжить не только на этой поляне, но и в любом другом месте, где не будет надобности искать смысл и разгадывать загадки в их словах, подозревать и ждать подвоха, будет достаточно лишь выживать, чтобы чувствовать себя счастливым.

Такова моя природа. И их. И я не понимаю, что мы все тут забыли?В сердцах я пнул белый камень, находившийся чуть поодаль.

Я отошел достаточно далеко, чтобы увидеть открывающееся передо мной пространство. В вечернем сумраке из розового оно стало отдавать синим, наверное, виной тому опустившаяся на мир ночь. Кратеры были на месте, но из-за сумрака стали почти неразличимыми, а редкие и относительно невысокие холмы были далекими и, если представить, несуществующими. Рек больше не было, от чего воздух был натянутой тишиной. И эта тишина была правильной, не той, что та, которая возникла от благоговения перед Дедом.

Мне нравилось одиночество до тех пор, пока я не увидел ее. Я заметил ее издалека, но случайно, повернув голову. Наверное, если бы это была не она, я бы ушел. Растворился, сбежал бы со всех ног, лишь бы никто не испортил мое одиночество, но от нее не хотелось бежать. К ней хотелось идти.

Она была еще далеко, но мысленно я уже дорисовал ей короткие ярко-рыжие волосы, длинные стройные ноги и руки. Тонкие, с хрупкими запястьями и просвечивающими венами.

На нашем небе никогда не было звезд. Но на моем одна из них появилась.

– Привет, – произнесла она, как приблизилась.

Я, не смея моргнуть, ответил:

– Здравствуй.

Ей не хотелось грубить. Быть может, виной тому свет, который она источала собой. Нет, она была этим светом.

Ее огненно-рыжие волосы замечательно контрастировали с темнотой, она был такой яркой, что я удивился, почему не встречал ее раньше.