Увертюра к смерти

Он пришел в ужас и попытался отогнать эту мысль, но она постоянно возвращалась, и в конце концов он подумал: «Глупо притворяться. Я действительно хотел бы, чтобы это была Элеонора». Он начал вспоминать все, что произошло после смерти Идрис Кампанула. Как его отец подошел к суперинтенданту Блэндишу с торжественным и одновременно смешным выражением на лице. Он вспомнил объяснения доктора Темплетта и вопли мисс Прентайс, которые страшно всех раздражали. Он вспомнил, что, посмотрев на господина Коупленда, заметил, как двигаются его губы, и с трудом сообразил, что ректор читал молитву. Он вспомнил миссис Росс, которая не произнесла почти ни слова, и то, как она и доктор Темплетт разговаривали друг с другом. И опять его мысли вернулись к Дине. Он проводил ее и ее отца до дома и на пороге открыто поцеловал Дину, и, кажется, ректор едва ли обратил на это внимание. Затем, по дороге в Пен-Куко, эсквайр еще раз напомнил, что в отсутствие сэра Джорджа Диллингтона является главным констеблем, и с важным видом рассуждал о происшествии, повторял снова и снова, что Генри должен считать все, что он услышал, конфиденциальной информацией, и с гордостью вспоминал, как, вместе с Блэндишем, он принял решение позвонить в Скотленд-Ярд. Когда наконец они вошли в дом, Элеонора упала в обморок, и эсквайр силой пытался влить ей в горло немного бренди, но у него при этом так дрожала рука, что он чуть не задушил ее. Они помогли ей дойти до своей комнаты, и Джоуслин в нервном усердии нечаянно ударил по перевязанному пальцу кузины, так что она взвыла от боли. Генри с отцом выпили бренди в столовой, причем Джоуслин не переставал говорить о возложенной на него ответственности.

Внезапно Генри похолодел. Постепенно, шаг за шагом, он подошел к самому страшному воспоминанию о прошлом вечере, которое он инстинктивно отдалял с первого момента пробуждения.

Это было воспоминание о том, как Джоуслин сказал ему, что на правах исполняющего обязанности главного констебля он заглянул в дыру в шелковой ткани и заметил блеск огнестрельного оружия.

— Револьвер, — сказал ему Джоуслин, — или какой-нибудь другой автоматический пистолет.

В тот момент Генри подумал о коробке в кабинете отца. Он уговорил отца побыстрее лечь спать, но когда остался один, то побоялся идти в кабинет и открывать крышку коробки. Но теперь он знал, что должен сделать это. Быстро, пока не встали слуги. Он вскочил с постели, натянул одежду и начал осторожно спускаться по лестнице. В холле был электрический фонарь. Он нашел его, включил и быстро добрался до кабинета.

Коробка была пуста. На дне ее осталась лишь бумажка, на которой крупными печатными буквами было написано: «ЗАРЯЖЕН».

Генри, охваченный паникой, выбежал из кабинета и через минуту уже что есть сил колотил в дверь спальни отца.

3

Селия Росс проснулась уже очень давно. Она все спрашивала себя, можно ли ей позвонить доктору Темплетту или, наоборот, было бы слишком неосторожно вступать сейчас с ним в контакт. Она знала, что телефон частенько звонил у него задолго до восьми часов утра, а он спал достаточно далеко от комнаты своей жены, чтобы эти звонки не беспокоили ее. Миссис Росс хотела спросить его, что он сделал с тем анонимным письмом. Она знала, что он положил его в бумажник, который всегда держал в нагрудном кармане пиджака, вспомнила, как после этого ужасного происшествия он не переоделся и ушел домой в костюме французского посла, и страшно перепугалась, что это письмо все еще находится в клубе. Доктор очень забывчив и беспечен в отношении подобных вещей, однажды он оставил одно из ее писем на своем туалетном столике и вспомнил об этом только днем, когда уже ушел из дома.

Она понятия не имела, что будет делать полиция. У миссис Росс, благодаря прочитанным ею детективным романам, было смутное представление о том, что полиции не разрешалось обыскивать частные дома без специального разрешения. Но имело ли это отношение к общественному месту? Ну конечно, раз тело убитой в ратуше, то они там все осмотрят. Что они подумают, если найдут письмо? Она захотела предупредить доктора Темплетта, чтобы у него на этот случай был готов ответ.

«Но он сам был официальным лицом».

«И почти наверняка он сам вспомнил про письмо».

«Не лучше ли будет утверждать, что автором письма был кто-то другой… даже его жена, например? Кто угодно, кроме этих двух женщин».

Ее мысли перескакивали с одного на другое, и ей становилось все страшнее.

«Может, если он рано ушел…»

«Может, нужно было позвонить час назад».

Она включила лампу на ночном столике и посмотрела на часы. Было пять минут восьмого.

«Может, уже слишком поздно».

В панике она схватила телефон и набрала номер.

4