Увертюра

— В общем, да. Погодите-погодите, как же это его опус назывался-то? А! Вспомнила! Увертюра «Черный свет»! Представьте себе! Я спрашиваю: к чему увертюра-то? А он даже как будто обиделся: почему непременно к чему-то? Есть же и самостоятельные, концертные. Ну да, и даже немало. Но тут мы возвращаемся к предыдущей мысли. Сперва должна быть некая захватившая композитора идея — и лишь потом ее воплощение. А с ходу называть свой опус увертюрой… нет, понятно, почему — эдакая декларация о создании нового направления в музыке. Или даже новой музыки. Декларация, понимаете?

— И как этого юного гения звали?

— Не помню. Вроде странно как-то. Хотя нынче каких только имен не дают. У меня на первом курсе и Пафнутий есть, и Семирамида, и даже Альфонс. Что должно быть в голове у мамы, которая называет сына Альфонсом?

Вспомнив Иренея, Арина подавила смешок. Да, редкие имена нынче, что называется, в тренде. Харитон, к примеру. Как тот курьер из редакции «Питерского вестника». Вот будет забавно, если это он. А что? Провалился в консерваторию, пошел работать курьером, почему нет?

— Фамилию тем более не помните?

Профессорша слегка нахмурилась:

— Вот фамилия какая-то простая была. Ну не Иванов, конечно, но… Знаете что? Пойдемте-ка в приемную комиссию сходим, думаю, документы еще не чистили. Или погодите, я попробую позвонить…

— Так приемная комиссия разве еще работает? — удивилась Арина.

— Ну а как же! — Мирра Михайловна потыкала в экран смартфона, приложила к уху, на лице появилось сосредоточенно-выжидательное выражение, но говорить она не переставала. — Вы думаете, после окончания вступительных экзаменов приемная комиссия сразу закрывается? Нет-нет. Им еще недели две, не меньше, завалы разгребать. Хотя вот именно сейчас там, возможно, уже и пусто, не отвечает телефон, — профессорша поглядела на часы, нахмурилась. — Пойдемте проверим. Может, Лида просто вышла ненадолго. Ну хоть попробуем. Если не повезет, тогда в понедельник.

Но не успела она потянуть тяжелую дверь, как та распахнулась сама.

— Мам, папа сказал, что его вахта закончилась, твоя очередь, а у него дела, — коренастый, имбирно-рыжий мальчишка говорил самым серьезным голосом, но в глазах плясали ехидные чертики.

Девочка возвышалась над ним на голову — тоненькая, темноглазая, очень похожая на мать.

Мирра Михайловна схватила обоих детей в охапку, прижала, быстро поцеловала обе макушки — имбирную и темно-каштановую — и выпрямилась, снова превратившись в строгого профессора.

— Как же вас пропустили?

— Подумаешь? — высокомерно фыркнул мальчишка.

— Как всегда, — девочка улыбнулась краешком губ.

Про таких говорят «копия матери», подумала Арина. А мальчишка, должно быть, в отца пошел.

— Чарли! Милена! — сказала Мирра Михайловна тем самым, должно быть, тоном, каким обращалась к своим студентам. — Мне еще нужно кое-что сделать, а вам придется меня подождать. Антон Палыч, присмотришь?

— Чего за нами присматривать, мы что, маленькие?

— И правда, Мирра, чего за ними присматривать, — улыбнулся ее коллега. — Мы просто поиграем немного.

— В зоопарк? — требовательно спросил мальчик. Девочка молчала, но улыбалась.

Мирра Михайловна тоже улыбалась. И дверь за собой и Ариной закрывала медленно, будто нехотя.

Там раздались медленные басовые ноты.

— Это кто? — спросил Антон Павлович.

— Медведь? — не совсем уверенно предположил голос Чарли.

Дверь закрылась, отсекая все звуки.

Арина считала, что она ходит быстро, мама вечно одергивала «не несись, как на пожар», а Виталик подсмеивался «мы гуляем или за кем-то гонимся?» К большинству людей ей приходилось подлаживаться, усилием воли замедлять привычный темп до «общечеловеческого». Приноровляться к Мирре Михайловне не пришлось. На своих трехдюймовых каблуках она летела вперед так, что Арина в кроссовках едва за ней успевала. Из-за внезапных поворотов она даже отстала. Чуть-чуть, на полшага — чтобы не пролетать мимо.

После очередного поворота Мирра Михайловна вдруг остановилась.

— Ах ты, господи! — и показала куда-то вперед и вверх, где тускло подмигивал красный глазок сигнализации. — Значит, Лида ушла уже, теперь только в понедельник… Простите, Арина. Хотела бы помочь, но…

— Да что вы! Вы уже помогли. Очень.

Когда они вернулись в аудиторию с табличкой «Класс профессора Тома М. М.», дети кинулись к матери:

— Ты все? Пойдем! Ну идем же! Скоро темно уже будет!

Мирра Михайловна улыбнулась — всем сразу:

— Идем, идем, обормотики мои! До завтра, Антон Палыч! До свидания, Арина Марковна, надеюсь, в понедельник смогу быть более полезной.

Улыбка и сопровождавший ее кивок были такими царственными, что высокая прическа, похожая на узкую морскую раковину из черных, очень блестящих волос, показалась Арине короной. Какая-то неясная мысль возникала при взгляде на эту «корону».

— Мирра Михайловна, — наконец решилась она. — Мы с вами раньше не могли встречаться?

«Корона» опять качнулась:

— Не думаю… — медленно проговорила профессорша. — У меня неплохая зрительная память.