Увертюра

— А теперь, я так понимаю, подумала. И определила, что это за мелодия? Потому что если такой мелодии не существует, значит, совпадение. Хотя для совпадения как-то очень уж… впечатляюще.

— Среди сколько-нибудь известной музыки точно такой последовательности не нашлось. Но я обратилась к специалистам.

— В филармонию?

— Вот про филармонию я почему-то не вспомнила. Ну оно и к лучшему, там мне все равно не помогли бы. Потому что с этих нот начинается опус мальчика, который нынешним летом поступал в консерваторию.

— И не поступил.

— Так точно, товарищ майор!

— Тогда, значит, девушка, которая появлялась возле каждой жертвы, ни при чем?

— Не знаю я, при чем там девушка, но все-таки должна быть при чем. Слишком ее много для случайного совпадения.

— А если… Все говорят «девушка», «девушка». А если ей лет сорок? Мамаша, сдвинутая на музыкальности обожаемого сыночка.

— Может, и мамаша.

— Или у музыкального мальчика есть еще какая-то страстная поклонница, которая убивает во имя его таланта. Или они вдвоем убивают?

— Не знаю, Киреев. Но согласись, расспросить этого юного композитора просто необходимо.

— И мы сейчас к этому мальчику едем?

— С высокой степенью вероятности.

— Как это — вероятности? Ты что, не знаешь, кто именно твой фигурант?

— Да профессорша, которая мелодию опознала, фамилию не запомнила, только сказала, что фамилия, хоть и не Иванов, довольно обыкновенная, а вот имя было какое-то странное. Ну я в архиве приемной комиссии троих отобрала. Двое уже отпали, остался один.

— А сама-то профессорша что говорит? Какое из имен ближе ее памяти?

— Профессорша ничего не говорит. Она куда-то делась. Пришлось самой отбирать.

— Делась? И она тоже? Злобная тетка, не пустившая юного гения в консерваторию — ее-то уничтожить прямой мотив.

— Кир, типун тебе на язык! Профессорша эта вовсе не злобная, она даже не главная была в этой комиссии на прослушивании, и вообще суперская тетка, но ты ж понимаешь, творческая личность, так что завеяться она могла куда угодно.

— Все бывает, Вершина, но ты же понимаешь, что совпаденьице… неприятное? Это мягко говоря. И то, что тетка эта не главная была из тех, кто юных гениев отсеивал, это ничего не значит. Ее как зовут, кстати?

— Мирра Михайловна ее зовут.

— Два раза «ми»? И ты хочешь меня убедить, что это — совпадение? Ты сама-то в это веришь?

— Перестань, и так тошно. Если я буду про это думать, я ни до чего толкового не додумаюсь, вся в эмоции уйду. В общем, двоих со странными именами я сама объехала, они не при делах. В смысле, это не их мелодия. Одного, правда, дома не было, он, как в консерваторию пролетел, куда-то свалил, мать не в курсе, где его искать Но это вряд ли он, его опус мне наиграли, не то. Короче, остался последний.

— Хороший критерий — странные имена.

— Какой есть. На самом деле не такой уж плохой критерий. Вани, Миши и Саши сразу отпали, одного — Леопольда — тамошний профессор вспомнил, вместе с его опусом, не тот. Да там, собственно, не так уж много абитуриентов. Так что вряд ли я кого-то пропустила. Не знаю, при чем тут этот Юлий Минкин, но, судя по всему, нужная нотная последовательность — именно из его опуса. Если нет, я не знаю, куда дальше двигаться. И можно сколько угодно думать, что исчезновение Мирры Михайловны — просто гадкое совпадение, но… — Арина в сердцах треснула себя по коленке, поморщилась, помотала головой, пытаясь отогнать всплывающую в мозгу картинку: Мирра и Милена в темном подвале, связанные, ослабевшие, теряющие сознание… Нет, сознание им терять еще рано, и жажда пока просто жажда, а не иссушающее дыхание смерти. Пока еще нет. Всего сутки прошли. Но легко говорить: всего сутки прошли, когда ты в любой момент можешь свернуть к любому магазину и купить себе хоть десять бутылок минералки!

— Ладно, не паникуй раньше времени, — буркнул Киреев. — Приехали.

Домишки — темные от времени и погоды, скорее земляные холмики, чем здания — чудом сохранившиеся между типовых девятиэтажек — белесых, с черными черточками балконов — напоминали стайку сморчков посреди молодой березовой поросли. Только один стоял важно, как красавец-боровик: чистый белый кирпич, аккуратная коричневая черепица, промытые до сияния стекла, обведенные кофейного цвета наличниками. За ограждавшим участок изящным заборчиком свежо зеленел газон, по которому важно расхаживал белоснежный гусак великанских размеров.

Сверившись с открытой на планшете картой, Арина с сожалением отвернулась от ухоженного красавца, показала на домик подальше. Ветхий, с покосившимся забором и ржавой крышей. В глубине двора виднелось крылечко и тускло поблескивали по обе стороны от него темные окна. Справа маячил не то гараж, не то сарай, а то и оба сразу, за подпиравшим забор густо разросшимся боярышником было не разглядеть.

Калитка когда-то была выкрашена в зеленый цвет, теперь изрядно потемневший. Металлическая накладка на щель почтового ящика была совсем черной. Зато звонок справа от калитки сиял новизной, его белую коробочку еще не трогали ни осенние, ни зимние погодные катаклизмы.