Увертюра

И тут в Аринином кармане завозился предусмотрительно поставленный на виброрежим телефон. Брать трубку ей не хотелось. Совсем. Наверняка звонит Виталик. Уговаривать станет. Быть может, даже обвинять — мол, она не так все поняла, профессиональная деформация вынуждает всех подозревать, а он-то, он из кожи вон лезет, стараясь обеспечить семье достойное существование! Арина словно услышала его раздраженный ее упрямством голос. Представить, что муж скажет «прости, я, кажется, тебя обидел, я не хотел, прости-прости-прости» (так бывало в самом начале их семейной эпопеи, когда он ссылался то на мужскую однолинейность, то на невнимание к женской эмоциональности), было совершенно невозможно. Сейчас — невозможно. Профессиональная деформация действительно существует. И не всегда она — плохое. Обманывать себя следовательская практика отучает совершенно точно.

Телефон продолжал трястись.

И номер на дисплее был незнакомый, причем «городской». Да, Виталик вполне мог позвонить с чужого телефона, но если так, она просто скажет, что ей некогда! И Арина нажала «принять вызов».

Звонил, однако, вовсе не соскучившийся муж, а дежурный по городу.

— Арина Марковна, наше вам!

— И вам того же! — улыбнулась она в трубку. С Павликом она познакомилась года четыре назад на курсах повышения квалификации. Кстати, Павлик была его фамилия, имени Арина не помнила.

— Может, зря я тебя дергаю, но тут звонок странный поступил.

— Звонок? — ничего не понимая, переспросила она.

— Ну да, в общую диспетчерскую. Звонила женщина, очень настойчиво требовала тебя.

— Кольцова, что ли? — предположила Арина и тут же поняла, что Марионелла Селиверстовна уж точно не стала бы звонить на ноль-два. Или какие там теперь в мобильных экстренные номера? Смешно, но она этого не знала. Но Марионелла позвонила бы Арине напрямую.

— Ее плохо было слышно, она задыхалась как будто. Я запись прослушал, но понять трудно.

— А если перезвонить по этому номеру? Ну в диспетчерской же номер определяется?

— Тут самое интересное. Она не отсоединилась. То есть разговор — с ее стороны — как бы продолжается. Она просто замолчала в какой-то момент. Так что номер теперь глухо занят.

— Действительно странно. А локализацию нельзя сделать?

— Ты меня за дурака, что ли, держишь? — в трубке раздался смех. — Сигнал идет с промзоны в моем родном районе.

Павлик работал в Кировском…

— С промзоны? — перебила Арина. — Точнее скажи! Где это?

Он перечислил ближайшие улицы, начиная с Зеленого проезда.

— Примерно там.

— Ешкин кот! Спасибо! Спасибо тебе, Павлик! Все, пока! Если сумеете телефон точнее локализовать, звони мне немедленно!

— Ну… ладно. А чего за гонка?

— За жизнью от смерти, Павлик! И я не преувеличиваю! Потом! Все потом!

Она вернулась к ожидавшей ее группе: Рената с Сушкой, четверо бойцов «группы захвата» (Арина сомневалась, не на банду же они шли, но Киреев сказал, что так положено) и, разумеется, Киреев.

— Они здесь. Теперь уже точно.

— Точно? — спросил один из «захватчиков», должно быть, старший. — Откуда информация?

— Не знаю. Что-то там случилось. Звонила женщина, посреди разговора ее вырубили. Ну или она сама сознание потеряла. Телефон находится где-то в этом районе. Так что больше некому — это они.

Сжав кулаки, сморщившись и прикусив губу — словно эти глупые усилия могли помочь, подтолкнуть судьбу — Арина бормотала без остановки:

— Ищи, Сушка! Ищи, маленькая моя! Родненькая, миленькая, пожалуйста, найди их!

В прошлый раз промзона показалась Арине чуть не бесконечным лабиринтом, хотя на деле пятачок кирпичных стен и железных ворот был совсем невелик: пять проездов вдоль и пять поперек. Четверть шахматной доски. С толку сбивало то, что проезды не были прямыми: неожиданные повороты, тупики, развилки. Но Сушке путаница была, похоже, нипочем. Когда Рената дала команду на поиск, собака принялась бегать по «лабиринту» с абсолютно уверенным видом, хотя на первый взгляд как будто бессистемно. По некоторым участкам пробегала два-три раза, даже останавливалась, другие игнорировала: постоит секунды три на повороте, головой покрутит — и дальше.

И вдруг остановилась возле одной из железных дверей. Точнее, ворот, в левой части которых была прорезана нормальных размеров дверца, покрашенная, как и ворота, дешевым корабельным суриком. Красили, должно быть, давно, и сейчас потемневшая от времени и погоды поверхность напоминала запекшуюся кровь.

Сушка опустила голову к земле, обернулась к хозяйке — словно в растерянности — и принялась яростно скрести то дверь, то ворота, то засыпанную белесой пылью землю перед ними.

Она повизгивала, поскуливала, припадала на передние лапы и царапала железо все яростнее. Должно быть, чуяла близкую смерть.

Арина безвольно привалилась к нагретой последним сентябрьским солнцем выкрошенной кирпичной стене. Ноги подкашивались, в глазах темнело.

Опоздали!

Они все-таки опоздали!

Проклятье!

— Арина Марковна, вскрывать будем? — голос одного из бойцов вывел ее из ступора. Успеешь поплакать, рявкнул кто-то внутри головы, работай давай.

— Вскрываем, — скомандовала она.