Увертливый

– Петр, твои люди: не признали в жуликах тех, кто на них наезжал.

– Стало быть, наезжали другие.

– Нужны фотороботы.

– Я их просил. Они что-то мнутся. Где они?

– В коридоре.

– Пойдемте!

– Ты здесь сначала закончи.

„Да, да, покажите, что написали, – потребовал тридцатилетний очкарик-следователь, прочел заявление и махнул рукой, – сойдет. Подпишите!“

В коридоре Петров стал канючить: „Может быть, я поеду? Не представляешь, как много работы!“ „И у меня тоже“. – вторила бухгалтерша.

– А мы с вами тут что, бьём баклуши? Может, это – самое важное дело! Или прикажите, контору закрыть?

– Может, и лучше. Я еще пожить хочу!

– Теперь спокойно пожить не дадут! Сказал „А“, надо говорить „Б“. „Правильно, Петр!“, – поддержал стоявший рядом Виталий. – И потом, чего вам бояться. Воришек задержали, а они наверняка связаны с главарями, которые к вам подкатили. От кого еще они могли знать о квартире. Их взяли – они раскололись, отсюда и фоторобот. Так что зря беспокоитесь!» «Ну, хорошо, уговорили», – наконец, сдался Петров.

«Скажите, а вы кто?» – подозрительно спросила бухгалтер.

– Вообще-то я – из прокуратуры. Но здесь, – как частное лицо, содействую вашему Петру. Идемте, представлю специалисту по фотороботам. Петя, а ты подожди меня здесь. План – такой: сперва – фоторобот, потом отвозишь людей в институт. А я на своей колымаге – за вами. Из института двигаем к тебе. Дома ты составляешь опись похищенного и передаешь мне, чтобы туда-сюда десять раз не кататься. Без этой бумажки твое заявление ничего не стоит. Я доставляю опись следователю. А ты немедленно едешь в охранную фирму и оформляешь с ней договор. А заодно меняешь двери, замки и ключи. Устраивает?

– Вполне.

Прошло около получаса, прежде чем все трое опять появились в коридоре. Виталий нес листочки фотороботов, держа их за верхний край.

«Ну, вот, и вляпался!» – подумал Петр, едва взглянув на картинки. Мимолетного взгляда было достаточно, чтобы узнать двух «знакомцев»: Виктора Сергеевича Воронина и Володю – шофера. Странное дело, каждый из фотороботов в отдельности мало напоминал оригинал, но вместе они как бы подтверждали схожесть: в памяти Галкина они шли в связке.

– Посмотри на голубчиков! Копии надо?

Петр отвернулся. Его мысль, следуя определенным путем, искала и не находила выхода. Если их арестуют, рассуждал Галкин, то он, как действующее лицо, наверняка, будет им представлен. С другой стороны, невозможно предположить, что они не узнают его. А это означало бы для него полный крах. Он даже подумать не смел, чем это могло для него обернуться.

– Они тебя, действительно не интересуют?

– Нисколько!

– Что с тобой, Петр? На тебе лица нет!?

– Нездоровится.

– Хлипкий ты, сегодня какой-то. Впрочем, я тебя понимаю: не успели прилететь, колесим по Москве – ни тебе поесть, ни отдохнуть, даже домой заскочить некогда! «Вот именно, – согласился Галкин, а про себя подумал: „Если бы ты только знал, что меня мучит!“.»

Виталий занес фотороботы следователю, и все четверо направились к выходу.

Галкин вел машину осторожно, хотя внутри у него все кипело. В нем зрел протест, ну разве он виноват, что эти двое вновь – у него на пути. Простая случайность! Ему было их искренне жаль: два вполне заурядных мерзавца фактически были обречены. Конечно, они совершали противоправные действия, но не больше, чем остальные мерзавцы. Их беда заключалась в том, что они могли его опознать, хотя бы на подсознательном уровне. Им просто не повезло.

2.

Со стороны в рассказ о его преимуществах очень трудно поверить. Но при желании, если задаться целью, до всего можно докопаться и все объяснить. Поэтому, в случае огласки, есть только две возможности: его либо станут использовать, как специальное оружие, либо предпочтут, чтобы он исчез. Он много об этом думал и вынужден был защищаться, ибо ни то, ни другое ему не улыбалось. История с Тарасом свидетельствовала, что не просто огласка, а малейший намек, незначительная оговорка могли оказаться опасными не только для него самого, но для всех, кто мало-мальски с ним связан.

«Ах, Виктор Сергеевич! Виктор Сергеевич! – беззвучно причитал Галкин. – Что же это вы с собой делаете!? И как вас угораздило снова оказаться у меня на пути!» – кроме цинизма и ёрничества в этом причитании была и доля искреннего сочувствия несчастному, который не ведает, что творит.

С этими скорбными мыслями Галкин доехал до института, высадил Петрова с бухгалтером и, сопровождаемый «колымагой» Виталия, въехал к себе во двор, испытывая такое волнение, как будто год не был дома: так много событий успело произойти за неделю.

Дверь была запечатана полоской бумаги. Чтобы войти, они не сорвали полоску, а аккуратно разрезали ножичком. Хотя дверь была вскрыта отмычкой, замок не был сломан, и Галкин открыл его «родным» ключиком.