Увертливый

Он побывал в Шереметьево-2, в туристических фирмах, порылся в Интернете. Ему уже было известно, что в криминальном мире документы такого рода покупают за деньги. Кроме того, при своих способностях, он мог бы проникнуть в любой самолет незамеченным. Зато потом весь полет пришлось бы находиться в движении, переходя с места на место. А как быть – с гостиницами? Бомжевать в коридорах или жить в чужих номерах? Нет, это его не устраивало. Он решил подождать, когда такие вопросы будут решаться легально. Он желал стопроцентной законности. Хотелось, чтобы анкеты, которые он заполнит для паспорта и для визы можно было перепроверить и не найти ни задоринки.

А пока он приобрел путевку на двухнедельный тур на теплоходе Москва – Санкт Петербург. Путевки были дорогие, и не все места разобрали. Он заказал одноместную каюту, но таковых не нашлось. Ему предложили заплатить за двухместную и он заплатил. А в порту, дамочка, ведавшая регистрацией обрадовала: «Вы знаете, мы решили, что одному будет скучно и нашли вам попутчика».

– А меня вы спросили?

– Но вы же мужчина. Тем более молодой. А что мужчинам надо: выпить, в карты сыграть, покалякать…

– Морду набить.

– Я так не говорила. «Вы кто по профессии?

– Библиотекарь?

– Не велико начальство!»

– Извините, я просил одноместную каюту. Вы вынудили заплатить за двухместную. Теперь, когда у вас еще много свободных мест вы подселяете именно ко мне, чтобы…

– «Чтобы прикарманить разницу!» – ты это хотел сказать?

– Это вы сказали!

– Ничего я не говорила! Теперь уже ничего не изменишь. Твой сосед уже там!

– Значит, он – мой гость?

– Наконец-то, понял.

– Если он не понравится, я его выставлю, как незваного гостя.

– Ты выставишь!? – она загоготала. – Он выставит! Ой! Ой! Сопля!

Через несколько минут Петя уже был на причале, где, бок о бок друг к другу, стояли два больших теплохода. Первый еще отдыхал и пассажиры шли сквозь него, как сквозь пристань. На втором уже работали двигатели. Палуба мелко дрожала и чуть покачивалась, когда люди и вещи «перетекали» с места на место. В коридоре Галкин остановился, ознакомившись с распорядком дня и маршрутом плавания. Уже подходя к каюте он заметил, что дверь приоткрыта. Постучал. «Чего стучишь? Входи!» – весело крикнули изнутри. В каюте Петя увидел светлую личность: светлые брюки, белую расстегнутую на груди рубаху, голубые глаза, белокурые волосы. Сидя на заправленной койке, личность излучала сияние святости. Петя его узнал. Это был тот белокурый и голубоглазый недоросток, который однажды в детстве, как Илья Муромец, шел на него впереди знакомой оравы, чтобы выпустить «юшку». Нет, он узнал не конкретного человека – скорее тип личности, хотя теперь он выглядел, как сама доброта и сама застенчивость. Личность радостно скалилась в предвкушении: на столе ожидала бутылка, позвякивали стаканы, лоснился шмат колбасы. Вторая бутылка стояла на подоконнике.

«Садись соседушка. Я устал тебя ждать, – высоким голосом произнес человек. – Выпьем за встречу!»

«Напрасно ждали, – ответил Галкин. – Не пью.»

Один раз в жизни, в казарме, (тайком от Тараса) он выпил с ребятами из любопытства стакан. Ничего кроме горечи не почувствовал. Во всяком случае, веселее не стало, хотя солдаты вокруг раскраснелись и разболтались. «Ты какой-то белый, – сказали ему. – Видать не пошло». Его вырвало в туалете. Горечь – все, что осталось в памяти.

«Не пьешь? Мы все не пьем. Садись!» – потребовала личность и стала разливать.

– Нет, нет! Мне нельзя!

– Ты что, не мужик что ли или не русский?

– Непьющий.

– Врешь! Таких не бывает!

– Бывает.

– Не выпьешь, значит, не уважаешь!

– Пьющих не уважаю.

– Матушку Россию не уважаешь?!

– Пьянство не уважаю.

– Так чего ж ты пришел?

– Я – в своей каюте.

– В своей!? Послушай, у меня было хорошее настроение. А ты, гад, испортил!

Личность задумалась. Петя даже посочувствовал ей. Она находилась в неестественном для себя трезвом, а значит, заторможенном состоянии. Она не осмелилась даже матерно выругаться, что равносильно параличу воли. После раздумья, белобрысый, видимо, пришел к такому же выводу: «Пожалуй, я подлечусь». Он вылакал стакан и, не закусывая тут же – второй. Очевидно, Галкин так насолил бедолаге, что лекарство не помогало. В бутылке осталась самая малость – каких-то сто грамм. Он даже не стал их переливать – вылакал прямо из горла. Потом – оторвал кусок колбасы и неохотно начал пожевывать, ощущая, как по остывшему телу разливались тепло, и веселая удаль.

Теплоход незаметно отчалил. Берега, освещенные солнцем, осторожно, словно на цыпочках, пятились. Ажурная тень моста, будто сито, пропустила их сквозь себя. Водохранилище сузилось до ширины канала.

Белобрысый механически потянулся, достал с подоконника и поставил на стол вторую бутылку. Теперь он был счастлив по настоящему: путы трезвости отпустили.

«А вот теперь ты выпьешь со мной! Я заставлю меня уважать! А потом сбегаешь и еще одну купишь!» – он опять разливал в два стакана.

«И как ты меня, интересно, заставишь?» – только теперь Галкин перешел на ты.