Увези меня на лимузине!

– Теперь-то хоть угомонись и вернись к дочери, – вздохнул Сергей Львович.

Что я с облегчением и сделала, предоставив мужчинам разбираться дальше.

– Мама! – радостно улыбающаяся Ника протянула ко мне ручки. – Идти! Там! Там!

– Сейчас пойдем, пусть дяди закончат.

Дяди, судя по звукам, закончили довольно быстро. Два приглушенных хлопка, топот ног, сдавленные вопли и – тишина. Теперь можно идти знакомиться с человеком, спасшим моего пса. Я подхватила малышку на руки и повернулась к Маю:

– Не скучай, мы быстро.

Пес согласно стукнул хвостом по сиденью и умиротворенно положил голову на передние лапы.

А мы с дочкой направились к месту недавней войнушки.

Там было весело. Оставшиеся трое «героев» вдумчиво изучали структуру снега у себя под носом. Руки у всех были стянуты за спиной. Собравшиеся вокруг них ребятишки генерала курили и что-то весело обсуждали, а сам Сергей Львович беседовал со стариком, вид которого вытащил из памяти забытый эпитет «кряжистый».

Именно так, по-другому не скажешь. Окладистая седая борода, все еще мощный разворот плеч, узловатые пальцы сжимают очень даже современную винтовку с оптическим прицелом. И где он ее взял, интересно?

Увидев нас с дочкой, старик вздрогнул и, заслонив глаза от солнца широченной ладонью, напряженно всмотрелся. Потом отбросил винтовку и заторопился нам навстречу:

– Наконец-то, господи! Думал, кранты нам, не дождемся!

– Вы разве знакомы? – удивленно спросил Левандовский.

– Нет, – мое удивление могло поспорить с генеральским. – Вы нас с кем-то перепутали, я вас не знаю.

– Деда! – аж привизгнула от радости Ника и потянулась к подоспевшему старику. – Ника тут!

– Я вижу, детонька, – тот бережно взял у меня малышку. – Ну, пойдем.

– Да что тут происходит? – чувствовать себя полной и законченной идиоткой, знаете, ли, довольно неприятно.

– Не шуми, дочка, идем с нами.

И старик с моей дочерью на руках пошел в сторону крепкого бревенчатого дома, видневшегося за забором. Мы с генералом недоуменно переглянулись и двинулись следом.

Высокое крыльцо, холодные сени, потом – жарко натопленная большая комната, перегороженная занавеской.

Старик отдергивает занавеску, за ней – широкая кровать. А там…

– Папа! – тоненький крик дочери.

– Леша?!!

Эпилог

– С Новым годом! Лешка, прекрати на меня так смотреть, я женщина слабая, невротического склада, сейчас бокал с шампанским из дрожащих пальцев выроню! Ника, скажи папе! Ну вот, хохочет. Вот ведь семейка!

– Я. Тебя. Люблю.

– С Новым годом, детки наши родные! – В голосе и в глазах Ирины Ильиничны дрожали слезы. – Господи, счастье-то какое!

Счастье… Чтобы в полной мере оценить его горьковатый вкус, наверное, надо до дна выпить чашу боли, отчаяния и безнадежности.

Разве могла я предположить всего две недели назад, что Новый год я буду встречать в кругу семьи? И хотя сегодня собралось много тех, кого я по праву могу назвать моей семьей – все Левандовские, Катерина, Виктор, Сашка с детьми – но это большой круг. А о малом, состоящем из нас троих, я уже и не надеялась мечтать. Но теперь самые главные в моей жизни люди, подаренные судьбой, заставляли мое сердце периодически падать в обморок от счастья.

А еще за праздничным столом мне приходилось управляться одной рукой. Потому что вторую приватизировал Лешка. Он ни на секунду не выпускал мою ладонь из теплых пальцев, словно боялся снова потерять меня.

Жизнь моя, счастье мое, боль моя, да разве это теперь возможно? Ты будешь гнать меня – я не уйду. Ты можешь орать на меня, топать ногами – я зажмурюсь, закрою уши и не уйду. Потому что – все. Теперь я без тебя никак. Нигде. Никогда.

Вообще-то Лешке еще нельзя было вставать с постели – и дед Тихон, лечивший его там, в лесу, и лучший врач, которого смог найти Сергей Львович – оба настаивали на строгом соблюдении постельного режима, слишком слаб был еще пациент.

Но спорить с господином Майоровым, ежели названный господин упрется, – затея заранее обреченная. Мы предлагали расположить его кровать в гостиной, но – нет! Он желает полноценно встретить Новый год с семьей, потому что прошлогоднее «празднование» заставило его многое переоценить.

Сергей Львович раздобыл самое усовершенствованное инвалидное кресло, какое только есть сейчас, и за столом мы сидели рядом. Та еще парочка, хорошо, что нас никто, кроме своих, не видит: седая изможденная тетка и изуродованный страшными ожогами мужик. Ника казалась нашей внучкой, а не дочкой.

Нынешний эскулап уверял, что пара пластических операций – и следы ожогов практически исчезнут, останется лишь несколько малозаметных шрамов. Волосы отрастут, переломы срослись прекрасно, речь уже почти восстановилась – скоро Алексей Майоров снова станет прежним.

Я, разумеется, безумно хочу этого, но если, не дай бог, что-то пойдет не так – не важно. Мой Лешка со мной – вот что действительно важно. И в его глазах столько любви, счастья, тепла и нежности, что нам с Никой хватит этого на всю жизнь.