Увези меня в осень

Ну а мать-убийца… Этот аспект истории Алина пока отринула. Подумает позже. Сейчас не время. Иначе впору взвыть от жалости к себе. Нет, нужно разобраться с остальными проблемами, а потом погоревать, принять оставшуюся правду.

— Конечно, не случайно, — заверил сидящий за рулем Арт. — Ты выжила, чтобы встретиться со мной.

Алина не удержалась от улыбки. Хороший аргумент.

Они ехали в клинику, чтобы поговорить с доктором Тубальцевой. О событиях двадцатипятилетней давности. Алина не сомневалась, что Татьяна Викторовна знает, что сделала ее мать. Не просто же так испугалась при первой встрече, едва увидела на старой карточке фамилию Зотова. Арт сначала хотел составить Алине компанию, не желая отпускать ее к доктору в одиночестве. Но та напомнила, что никому пока нельзя знать об их близких отношениях. Татьяна Викторовна сразу поймет, с какого перепуга незнакомый мужик явился для столь личного разговора. Ни к чему ей такой козырь. Да и один на один проще разговорить Тубальцеву. Это будет беседа врача и пациентки без свидетелей. Не более.

****

Татьяна Викторовна приняла Алину без промедлений, хотя та и не была записана, а в коридоре приема ждали две пары.

— Сложный случай, извините, — шепнула она пациентам, едва Алина прошла в кабинет и закрыла дверь. — Что-то случилось? — спросила с тревогой. — Проблемы с мужем?

— Нет, вообще-то с вами, — Алина с деловым видом расположилась на стуле для посетителей и положила на стол планшет со статьей о чудо-девочке Вике Победиловой. С первой статьей. Сегодня утром Алина попросила Арта переслать ей все материалы, включая фото Лидии.

— Я не знаю, что это, — пробормотала доктор, хотя и по тону, и по смертельно бледному лицу было яснее ясного, что она лжёт. Стоило взглянуть на экран и увидеть заголовок статьи, как Тубальцева всё поняла. Еще как поняла.

— Неправда, вы знаете, — отчеканила Алина, вспомнив, как Лариса вечно разговаривала с обслуживающим персоналом и скопировала тон.

— Вам лучше уйти, Алина Арсеньевна, — объявила доктор, шагнув к двери, чтобы открыть ее настежь, но нежданная гостья пригрозила:

— Не хотите по-хорошему, будет по-плохому. Я пришла сюда без полиции. Хотела просто поговорить. Один на один. Но если вы предпочитаете общаться в присутствии следователей и юристов, могу устроить.

Татьяна Викторовна остановилась на полпути к двери. Обернулась. Посмотрела, прищурившись, ища на лице Алины признаки слабости и лжи. Но прочла одну решимость. В этот миг Алина и сама поверила, что готова сдать врача. Подумаешь, что виновница — доктор Тубальцева старшая. Младшая всё знала. Если предать историю огласке, ее карьере конец.

— Всё это нужно ещё доказать, — доктор, пошатываясь, прошла к столу и без сил опустилась в кресло. — Дело трудоемкое и скандальное.

— Провести анализ ДНК не так уж и трудно, — пожала плечами Алина.

— Придется проводить эксгумации. Три эксгумации. Твой якобы отец и обе матери (фальшивая и биологическая) мертвы.

Алина вздрогнула. Она не знала о смерти Лидии Симоновой. Зато Тубальцева явно была в курсе. Стало быть, интересовалась ее судьбой. Наводила справки.

— Да-да, Лидия мертва, — подтвердила Татьяна Викторовна. — Уж пятнадцать лет. Убита пьяным сожителем. Бедовая была женщина. Другого конца вряд ли заслужила.

Алина скривилась. Хотелось крикнуть: «Не вам судить!», но решила не показывать эмоций. Эмоции в ее ситуации — слабость.

— Зачем вы вообще интересовались судьбой Лидии? — спросила строго. — Совесть замучила?

А взгляд подарила та-акой, что у любого б поджилки затряслись.

Этот взгляд и сработал. Больше слов.

— Совесть? — переспросила доктор, вздрогнув. И «ринулась» в наступление, легко перейдя на «ты». — С какой стати? Не понимаю, почему ты вообще жалуешься и предъявляешь претензии? Я тебе — подкидышу — подарила сытую и богатую жизнь. И семью. Ничего бы у тебя не было, если б не я!

— Вы? — Алина широко раскрыла глаза.

Она-то пребывала в полной уверенности, что подмена детей — дело рук Тубальцевой Алевтины, а не Татьяны.

Та криво усмехнулась.

— О! Ты на маменьку мою думала? — доктор махнула рукой. Первый страх прошел, и вернулась привычная самоуверенность. Или ее значительная часть. — Она бы ни за что на такое не решилась. Правильная была до тошноты. Положила б голову на плаху. И не пикнула. Да только я была не согласна с положением дел.

Татьяна Викторовна откинулась на спинку кресла, сплела руки на груди и продолжила:

— Когда Григорий Мезенцев выбрал маму в акушерки дочери, мы сразу поняли, что у нас большие неприятности. Беременность была проблемная. Все это понимали. Все Мезенцевы, в том числе. Но понимать — это одно, а принимать — совсем другое. Когда случается непоправимое, людям лишь бы кого-то обвинить. Мама, конечно, постаралась. Сделал всё от неё зависящее. Но медицина не всесильна. Девочка родилась едва живая и провела на этом свете всего десять минут. У нее не было шансов.

— И вы решили… — начала Алина с осуждением, но Татьяна Викторовна перебила: