Увядание

Утром из теплых объятий сна меня выдергивает не деликатное покашливание Габриеля, а появление в моей спальне десятка незнакомых женщин. Судя по их уже изрядно поседевшим волосам, все они из первого поколения. Несмотря на солидный возраст, непрошеные гости явно не утратили интереса к жизни и сохранили молодой блеск в глазах. Непринужденно переговариваясь, они быстро стягивают с меня одеяло.

Мельком взглянув на мое голое тело, одна из них объявляет:

– Ну хоть эту не придется вытряхивать из рубашки!

Эту! Из-за всего, что случилось, я чуть не забыла о двух других девушках, запертых где-то здесь, в огромном доме!

Не успеваю и глазом моргнуть, как две женщины подхватывают меня под руки и тащат через всю комнату в ванную.

– Лучше не упрямься, – получаю я дружеский совет. Едва успеваю переставлять ноги, чтобы не упасть. За спиной кто-то начинает убирать постель.

В ванной меня усаживают на крышку унитаза, покрытую каким-то пушистым розовым мехом. Все вокруг розовое. Здесь даже занавески тоненькие и ажурные.

Дома мы занавешивали окна мешковиной, чтобы казаться победнее и отвадить вездесущих попрошаек. А их хватало – недавно осиротевших детей, которые бродили по всей округе в поисках крова и пищи. В доме, где я жила с братом, было три спальни, но мы устроились в подвале – спали на раскладушке по очереди на случай, если кому-нибудь все-таки удастся пробраться в дом, и всегда держали наготове отцовский дробовик.

Никаких рюшей и оборок на окнах. Не в моем городе.

Передо мной разворачивается целый калейдоскоп красок. Одна из женщин набирает ванну, а другая заглядывает в шкафчик, где хранятся разноцветные мыльца в форме сердечек и звездочек. Она опускает несколько в воду. С тихим шипением мыльца начинают растворяться. Пушистые хлопья пены искрятся всеми оттенками голубого и розового. Мыльные пузырьки лопаются со звуком, напоминающим залпы крошечных пушек.

Без лишних разговоров залезаю в ванну. Мне неловко быть обнаженной перед совершенно чужими людьми, но искушению окунуться в эту теплую ароматную воду просто невозможно сопротивляться. Невольно вспоминаю о той мутной жиже, в которой мне обычно приходится мыться. Трубы в доме, где я жила с братом, совсем проржавели.

Жила. В прошедшем времени. Да что это со мной такое творится?

Я лежу в душистой воде и чувствую, как на коже лопаются маленькие мыльные пузырьки. Меня окутывает аромат корицы, цветочных лепестков и еще чего-то незнакомого: так, наверное, пахнут настоящие розы. Стараюсь не поддаваться очарованию всех этих приятных мелочей. Вспоминаю о доме, где мы с братом живем, о доме, где накануне нового века родилась моя мама. Его пожарная лестница давно сломана, а темные следы на кирпичных стенах говорят о том, что их когда-то оплетал густой плющ. Все дома на нашей улице стоят так близко друг к другу, что мы с девочкой, живущей напротив, могли с легкостью дотянуться друг до друга, сидя на подоконниках своих спален. Мы перебрасывали между окнами бечевку, к концам которой были привязаны бумажные стаканчики, и говорили по ним, как по телефону, то и дело прыская со смеху.

Моя подружка, дочь людей из нового поколения, рано осталась одна. Она едва помнила свою мать, а отец заболел, когда она была еще совсем ребенком. Однажды утром я обнаружила, что девочка куда-то пропала.

Для меня эта новость стала настоящей трагедией: ведь она была моей первой близкой подругой. Я иногда вспоминаю о том, как блестели ее ярко-голубые глаза и как она бросала в мое окно мятные леденцы, если хотела поиграть в телефон. Когда моя подружка пропала, мама взяла бечевку, которую мы использовали для игры в телефон, и объяснила, что это веревка от бумажного змея. Она сказала, что когда была маленькой, то проводила в парке целые дни напролет, пуская воздушных змеев. Я часто просила ее рассказать мне побольше о ее детстве, и иногда она соглашалась. Это были истории об огромных игрушечных магазинах и об озерах, скованных льдом, по которому она легко скользила, выписывая коньками причудливые фигуры. Истории обо всех людях, прогуливавшихся мимо нашего дома в то время, когда он еще был молод и увит плющом, а вдоль нашей улицы стройными рядами стояли припаркованные, сияющие на солнце автомобили. Это были воспоминания о ее Нью-Йорке, о Манхэттене ее детства.

Когда родители умерли, мы с братом завесили окна холщовыми мешками из-под картошки, потом собрали все мамины драгоценности и выходные костюмы отца и спрятали их в чемоданы с крепкими замками. Все остальное ночью зарыли у себя в саду, прямо под лилиями, которые уже начали увядать.

Такова моя жизнь, мое прошлое, и я никому не позволю их у меня отобрать. Я найду способ вернуться домой.

– У нее такие мягкие волосы, – замечает одна из женщин, зачерпывая ладонью очередную порцию мыльной воды и выливая ее мне на голову.

– И такого красивого оттенка. Интересно, он у нее такой от природы?

Конечно, от природы. Откуда же еще?

– Спорю, из-за волос-то ее Комендант и выбрал.