Увязнуть в паутине (ЛП)

— Ну, вообще-то, не такая уж эта встреча и важная.

— Прекрасно. Тогда до свидания в три часа дня.

Психотерапевт трубку не снимал. Шацкий оставил ему сообщение и почувствовал неприятное давление в желудке. Он надеялся, что мужчина лишь ненадолго отключил телефон. О других возможностях предпочитал не думать. Позвонил еще в судебный морг и узнал, что вскрытие запланировано на девять утра в среду, после чего вышел.

— Похоже, наши кабинеты находятся в различных измерениях пространства-времени, — приветствовала его начальница, — поскольку мое «немедленно» у вас равно десяти минутам, пан прокурор.

— Я и не знал, что мне предоставлен кабинет, — ответил Шацкий, присаживаясь.

Районный прокурор для Варшавы-Центра, Янина Хорко, кисло усмехнулась. Она была на несколько лет старше Шацкого, ее серый костюм сливался с серыми волосами и посеревшим от никотина лицом. Вечно слегка скривившаяся, со сморщенными бровями, она заставляла усомниться в тезисе, что некрасивых женщин не бывает. Янина Хорко была уродлива, прекрасно это понимала и совершенно не пыталась прикрыть дефектов одеждой или макияжем. Совсем даже наоборот — она сознательно поддерживала впечатление горькой, злорадной и до боли конкретной чиновницы, что прекрасно ассоциировалось с ее внешностью, делая из нее чуть ли не архетипичную начальницу-ведьму. Новые прокуроры ее боялись, практиканты бегом прятались в туалет, когда она шла по коридору.

Как прокурор она была превосходна. Шацкий ее ценил, поскольку начальница не была серой чиновницей, поднимаемой по служебной лестнице за верность и корректность, но личностью с самого края фронта. Она отслужила свое в районной прокуратуре на Воле, потом на Краковском предместье, в конце концов — попала на Кручую и железной рукой управляла самым сложным районом во всей Польше. У себя в кабинете ей удавалось самую крупную звезду превратить в тридцать три несчастья, но за пределами прокуратуры ни разу не выступила против своих людей, неоднократно рискуя многим ради них. Шацкий слыхал, что на Краковском ее тоже боятся, в особенности, в отделе подготовительных расследований редко когда решаются не согласиться с парафированным ею решением. Во время правления Хорко у Шацкого ни разу не случалось не получить согласия на привлечение эксперта в связи с финансовыми проблемами (расходы в размере выше двух с половиной тысяч должна была утверждать пани окружной прокурор), в любой другой прокуратуре такое встречалось на каждом шагу.

Вот уже семь лет они работали вместе и друг друга дарили глубочайшим уважением, хотя приятелями не были. Они даже не перешли на «ты», что было удобно обеим сторонам. Они оба были согласны в том, что прохладные, официальные отношения способствуют профессиональной работе. Тем более, когда на табличке у входа вы видели не разноцветный логотип фирмы, а герб Польской Республики.

Шацкий кратко изложил события на Лазенковской, рассказал о планах на ближайшие дни и о подозрениях в отношении психотерапевта Рудского. Подозрениях, которые никак не могли быть основанием для каких-либо действий против него.

— Когда вскрытие? — спросила Хорко.

— В среду утром.

— В таком случае, до трех часов дня среды прошу представить мне план следствия и следственные версии. Не позднее. Еще напоминаю, что до конца недели пан обязан написать акт обвинения по делу Нидзецкой. Я поверила вам и парафировала замену ареста на надзор, только это вовсе не делает меня более спокойной. Мне бы хотелось, чтобы дело как можно скорее очутилось в суде.

Шацкий кивнул. Сам он откладывал то дело еще с прошлой недели, так как не мог решить, как провести его правовую квалификацию.

— Раз уже мы беседуем, еще два вопроса. Во-первых, нечего использовать коллег женского пола, которым пан нравится; на свои процессы в суд обязаны ходить вы. Во-вторых, мне бы хотелось, чтобы вы помогли Юреку и Тадеушу с наркотиками.

Шацкому не удалось скрыть гримасу отвращения.

— Вот оно как, пан прокурор? У пана что-то болит? Пану ведь не хотелось, чтобы я подумала, будто бы пан не способен работать в коллективе? Тем более, в делах, требующих множества трудоемких, скучных и не приносящих какого-либо удовлетворения действий?

«Что правда, то правда», — подумал Шацкий.

— Дайте мне неделю, чтобы я сконцентрировался на этом убийстве. А наркотики мы будем тащить еще несколько месяцев, я еще успею включиться, — сказал он.

— Неделю. Тадеушу я передам, что с понедельника вы работаете вместе.

На сей раз Шацкий сохранил каменное лицо, хотя стоило это ему многое. У него мелькнула гаденькая надежда на то, что на неделе появятся еще какие-нибудь жмурики, что спасло бы его от скучной работы со скучными коллегами.

Аудиенция подошла к концу. Шацкий уже положил руку на дверную ручку, как тут до него дошли слова начальницы.

— Только не считайте, будто бы я говорю пану комплименты, но в этом костюме пан выглядит превосходно. Словно звезда палестры.

Шацкий повернулся с улыбкой. Поправил модные деревянные запонки на манжетах сорочки.

— Это был не комплимент, пани прокурор. И пани об этом прекрасно знает.

3