Увязнуть в паутине (ЛП)

Как Шацкий и ожидал, под дверью его уже ожидала фальшиво улыбающаяся сожительница Мамцажа. Прокурора обеспокоила мысль, что эта вот женщина вернется к капитану, который, что ни говори, показался ему симпатичным, хотя и проигравшим мужичком. Но, «если речь идет о том, кто в расстановке хороший, а кто плохой, то почти всегда все наоборот». Неужто это она посадила цветы и покрасила лоджию?

Понятное дело, она попросила гостя оказать ей мелкую услугу. Женщина была готова долго расписывать ему свои потребности, но тот лишь махнул рукой, чтобы прекратить поток ее слов и сунул руку в карман за мелкими деньгами. Дал женщине десятку. Та рассыпалась в благодарностях, когда раскрылась дверь, за которыми перед тем исчезли встреченные ранее брат с сестрой. Из квартиры вышла молодая пара. Их соседка как можно быстрее смылась в свою нору. У Шацкого мелькнула ужасающая мысль, что у Мамцажа по лицам спящих людей гуляют тараканы. Его передернуло.

— Свет у карлика должен погаснуть ровно в десять, ты тоже не играй все время. Мы будем поздно, если что — мобильник у нас имеется, — инструктировал лохматого подростка молодой мужчина, держа руку на ручек открытой двери.

Втроем они сели в лифт. Пара поглядела на Шацкого с сожалением, которым он сам одарил бы любого гостя капитана Мамцажа. Сам он ответил кислой усмешкой. Молодая пара выглядела на двадцать и пару лет каждому, и Шацкий подумал, ведь невозможно, чтобы у них были такие большие дети. Но, может, молодо выглядели потому, что были счастливы? Потому что любили друг друга? Потому что часто занимались сексом и целовали друг друга в губы? Быть может, он и сам выглядел моложе если бы не растоптанные шлепанцы Вероники и ее пожелтевшая под мышками пижама. Другое дело, что он носил точно такие же, купленные в Закопане, шлепанцы. И подумать только, что когда-то он сам говорил, что шлепанцы из Закопане — это смерть мужчины. Он страшно любил эту шутку. И как-то раз привез им всем такие шлепанцы с горного курорта — вот так, ради смеха. И их носят ежедневно. И даже удобно.

Шацкий отвернул взгляд от попутчиков. Неохотно. Женщина была очень сексуальной, полностью в его типе. Ни слишком худа, ни слишком толстая, с приятными женственными формами, с полными губами; на ней было красное платье в небольшие белые цветочки с возбуждающим воображение, но совершенно не вульгарным декольте. Она выглядела женщиной, которая часто смеется.

Лифт остановился, и Шацкому хотелось сказать паре, что у них замечательные дети, но сдержался. Со времен С. и его свалки[109] подобные замечания уже не были невинными.

Идя домой, Теодор размышлял о перешучивающихся брате и сестре. Он часто думал над тем, а не нанесли ли они Хеле вреда, не стараясь завести второго ребенка. Но, возможно, еще и не поздно? Между подростком с недостатками речи и его излишне активной сестрой разница была лет в шесть-семь. Если бы они с Вероникой наконец-то решилисьЮ разница в возрасте Хели и ее братика или сестрички составила бы восемь лет.

И вот тогда, возможно, все сделалось бы проще. Может, тогда не нужно было бы никаких перемен. Может, может, может.

Достаточно было принять решение. Теодору Шацкому, который предпочитал, чтобы все случалось само собой, лишь бы не было результатом собственных решений, подобная мысль ассоциировалось с необходимостью покорить Аконкагуа[110] в выходные.

Теодор дошел до собственного дома, глянул на освещенное окно кухни на третьем этаже. Ему еще не хотелось возвращаться, потому уселся на лавочке во дворе, чтобы порадоваться июньским вечером. Уже было начало десятого, но было тепло и видно, пахло остывающим городом. В такие минуты он чувствовал себя соловьем из стихотворения Тувима.[111]

— Родная, не ругай дружочка. Так на улице чудесно, я прошел пешочком, — произнес он вслух и рассмеялся.

Шацкий думал о том, что услышал от капитана Мамцажа. Вообще-то, он получил сведения, которые в очередной раз не продвинули его вперед. Но чесотка в голове делалась все более докучливой. Он был уверен, что давно уже обязан понять, в чем тут дело. Ему казалось, что все нужное уже услышал, но вместо того, чтобы объединить информацию в логическое целое, он крутит ее словно шимпанзе, пытающийся сложить кубик Рубика.

Странный визит, несколько сюрреалистичный, если учесть семейство, с которым ехал на лифте. Он подумал о паре молодых — во всяком случае, молодо выглядящих — людей и сорвался на ноги. Чувство чесотки прекратилось, вместо нее появилась мысль, настолько ясная и четкая, что вызывающая боль.

Теодор Шацкий стал энергично прохаживаться перед своим домом, окружая зеленую лавочку и бетонный мусорный бак, тысячекратно — иногда вслух и с прибавлением слова «курва» — задавая себе один-единственный вопрос: возможно ли такое? Действительно ли такое возможно?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

вторник, 14 июня 2005 года