Прислала. Фотография с моря, она была в том же платьице, что и вчера. Снимок, должно быть, сделали год назад — Моника была более загорелой, с более короткими волосами. Она босиком бродила в мелкой воде, весь подол был мокрым. Девушка с кокетством улыбалась в объектив. Или мужчине? Шацкий почувствовал укол ревности. Ревности иррациональной, принимая во внимание факт, что это у него имелись дочка и жена, с которой в последнее время исключительно регулярно спал, а не она.
Еще минутку он поглядел на снимок, пришел к выводу, что под платьем, скорее всего, никакого купальника нет, и отправился в туалет. Неплохо, неплохо. Он уже и не помнил, когда в последнее время занимался сексом дважды в день.
3
Беседа с Каролем Венцелем пошла совершенно не так, как Шацкий себе представлял. Он ожидал, что просто-напросто прикажет пожилому человеку как можно скорее прибыть к нему, тем временем, голос в трубке был молодой, и его владелец не имел намерения прибывать в прокуратуру.
— И только не надо меня смешить, — убедительно говорил Венцель. — В перечне мест, в которых я не хотел бы с вами разговаривать, — Венцель выговаривал «р» вибрируя звуком, по-школьному верным образом, — ваша контора находится в первой пятерке. Ну, может быть, десятке.
— Почему? — спросил Шацкий.
— А как пан считает?
— Если пан скажет, что опасается клопов, то я подумаю, что годы общения с гебисткими папками вогнали пана в нечто вроде паранойи.
Шацкий жалел, что не может напрямую оценить психическое состояние своего собеседника.
— Не собираюсь я пану объяснять очевидное, — обрушился Венцель. — Но по доброте сердца советую, что, раз уже пан в своем следствии — чего бы оно ни касалось — добрался до того, что пан желает побеседовать со мной, то я рекомендовал бы сохранять осторожность. Никаких допросов в прокуратуре, разговоры исключительно посредством частного телефона, максимальная осторожность в отношении коллег, начальства и полиции.
Неожиданно Теодор Шацкий почувствовал, что телефонная трубка делается очень тяжелой. Ну почемуу? Почему это встречает именно его? Почему в этом следствии не может быть одного-единственного обыкновенного элемента? Порядочного трупа, подозреваемых из преступного мира, нормальных свидетелей, которые с боязнью в сердце приходят к пану прокурору на допрос. Зачем весь этот зоопарк? Почему каждый очередной свидетель более странен, чем предыдущий? Ему-то казалось, что после котоподобного доктора Яромира Врубеля его уже ничего не удивит, а тут пожалуйста: поначалу сумасшедший люстратор, а теперь еще и охваченный манией преследования псих.
— Алло, вы еще слушаете?
— Да, прошу прощения, сегодня у меня был тяжелый день. Я крайне устал, извините, — сказал Шацкий, лишь бы что угодно сказать.
— Кто-нибудь уже расспрашивал про пана?
— Не понял?
— Кто-нибудь приходил уже к вашим родным или знакомым, расспрашивая о вас по каким-то несерьезным причинам? Это могли быть Агентство внутренней безопасности, Управление по охране государства, полиция? Так как, случалось что-либо подобное?
Шацкий сообщил, что нет.
— Тогда все еще может быть не так и паршиво. Но встретимся завтра. Обязательно заскочите ко мне после десяти. Буду ждать.
Прокурор Теодор Шацкий автоматически кивнул. Ему не хотелось ссориться. Вместо этого ему хотелось прочитать новое письмо от Моники.
4
Они встретились на минутку в Уяздовском парке.[122]
То было первое место, которое пришло ему в голову, неизвестно почему. Он рос в этой округе и, если верить детским фотографиям, то в этом парке бывал вначале в обычной, потом в прогулочной коляске, потом с мамой за ручку, в конце концов — сам приходил сюда с девушками. Чем сам он делался старше — тем прекрасный городской парк становился миниатюрнее. Когда-то он казался наполненным тропинками, ведущими в никуда и не открытых и не исследованных мест, теперь же, входя в ворота, Шацкий словно на ладони видел все парковые закоулки.Он пришел пораньше, чтобы немного побродить. Старую детскую площадку с выгнутыми металлическими лестничками, с которых слезала краска, заменили более современные игрушки. Веревочная пирамида и целый запутанный городок для лазания с мостиками, спусками и качелями. Все это с подстилкой их мягких плит, чтобы падения были не такими болезненными. Одна только песочница стояла в том же самом месте, что всегда.