Увиденное и услышанное [litres]

– Поздравляю, – сказал он потом, прикуривая сигареты для обоих. – Ты вполне официально прошла посвящение в жизнь, полную греха и порока. – Он неторопливо поцеловал ее. – Надеюсь, оно того стоило.

– Да, – сказала она.

Но, по правде, она не знала. Она не особо разбиралась в сексе. В старших классах были неловкие ласки в сырых подвалах, был несколько раз серьезный петтинг с парнем из английской группы, но он бросил ее ради другой девушки. А потом она встретила Джорджа. В отличие от затянутого соблазнения, как его показывают в кино, ее дефлорация длилась едва ли десять минут. Не было оперных криков экстаза, ничего похожего на обреченных влюбленных из «Великолепия в траве» [28]. Когда ей было лет двенадцать, мама позволила ей лечь попозже, чтобы посмотреть этот фильм, и она едва не влюбилась в Уоррена Битти и плакала, засыпая, потому что у него была несчастная любовь, а бедная Натали Вуд, такая хорошая, попала в психушку, а ее возлюбленный женился на другой, пусть и все знали, что они – пара. Она вовсе не была уверена, что они с Джорджем – пара.

– Тогда почему у тебя такой виноватый вид?

– Монахини были очень строгие.

– Теперь ты большая девочка, Кэтрин, – сказал он. – Жизнь – это нечто большее, чем поступать как велят.

Эти слова заставили ее почувствовать себя глупо. Они заставили ее восстать против того, как ее воспитали, против веры. Она села, прикрывая грудь простыней, и потушила сигарету.

– Я, вообще-то, не курю, – сказала она.

Он лишь взглянул на нее.

Она смотрела на него с минуту, в его холодные карие глаза.

– Мы очень разные, – сказала она наконец.

Он кивнул.

– Ну да, разные.

– Ты хоть в Бога-то веришь?

– Нет. А с чего бы?

Она не знала, что и сказать.

– Слушай, а почему это так важно?

– Важно, и всё.

– Вера в Бога – не то, что можно выбрать. Тебе просто говорят, что так надо – ну, как класть салфетку на колени за едой. Просто идешь за другими вслед.

– Мне не нужно защищаться, – сказала она. – Я не принадлежу к меньшинству.

– Вот уж точно, – высокомерно сказал он.

Он встал и натянул рубашку. Теперь, когда она смотрела на него в унылой комнате, он казался анонимным. Он мог быть кем угодно.

– Тогда во что же ты веришь?

– Ни во что толком, – ответил он. – Прости, что разочаровал. – Он надел пиджак. – Подожду снаружи.

Через прозрачные занавески она видела, как он стоит на крыльце под желтой лампочкой и курит. Она подошла к зеркалу и причесалась. Она вроде как не изменилась. Мысленно она прошлась по недавним событиям – как он касался ее, как твердо удерживал, как вошел в нее, а она лежала, открытая ему, и всматривалась в его лицо. Он же смотрел не на нее, а на грязную спинку кровати, колотившуюся об стенку.

2

Осенью каждый пошел своей дорогой. Теперь он учился в аспирантуре и утверждал, что даже поесть толком не успевает. Он звонил каждое воскресенье, но она подозревала, что он встречается с другими девушками. Она постаралась забыть о нем, сосредоточилась на учебе и, после Уильямса, записалась в магистратуру университета штата Нью-Йорк в Баффало изучать реставрационное дело. Она переехала в дом с четырьмя другими студентками и подрабатывала в пекарне. Она почти забыла Джорджа Клэра, когда вдруг ни с того ни с сего он позвонил. Он узнал номер у ее матери. Ей показалось, что голос у него другой, старше. Он пригласил ее в город, и, сама себе удивляясь, она решила съездить.

Они встретились в маленьком кафе в центре, он угостил ее обедом.

– Я думал о тебе, – сказал он, беря ее за руку. Потом они лежали на одеяле в парке и целовались под деревьями. Он говорил о своей работе, о диссертации, которую собирался писать, о желании стать ученым и преподавать.

Они снова начали встречаться. Раз в месяц они встречались на полдороги в дешевом мотеле в Бингемтоне и занимались любовью, пока окна не запотеют, отгораживая их от внешнего мира. Лежа раздетыми под жесткими накрахмаленными простынями, куря и разглядывая пятна на потолке, они вместе препарировали свои сомнительные перспективы: он был из богатой семьи, она – из рабочего класса; он отверг религию, она была благочестива; его не интересовал брак, она хотела мужа, детей и белый забор.

Что-то их удерживало вместе, возможно разочарование. Будто они – две части сложного равенства, ответ к которому не мог найти ни один из них. Ответ где-нибудь да есть, в бесконечности, часто думала она. Может, и не найдется никогда.