Спокойно. Будь реалистом. Это не может быть тот же самый ошейник — хотя бы потому, что прошло почти двадцать лет, а этот, хоть и старый, выглядит так, будто он его сделал только вчера. Он должен был уже рассыпаться в пыль, выцвести… да мало ли что… Но эта вещь — точная копия и явно предназначенная исключительно для тебя. Не существует идеально одинаковых воспоминаний, как не существует одинаковых отпечатков пальцев. кто-то пронюхал о том, что ты тогда сделал, смастерил этот ошейник и подбросил в комнату… Но, во-первых, зачем? А, вовторых, как можно было узнать, что ты выберешь именно эту комнату?..
…как вы выбрали свои комнаты?
Ты права, рыжик, тысячу раз права! Мы выбрали именно свои комнаты. Мы оказались здесь совсем не случайно. кто-то позаботился о том, чтобы мы очнулись в одном автобусе, на дороге, ведущей в один конец. кто-то изучил все наши привычки и пристрастия. кто-то приготовил для нас этот дом. кто-то ждал нашего приезда. И этот кто-то сейчас внимательно наблюдает за нами.
Зачем?
И есть одно «но». Нельзя узнать о том, чего никто не видел, чего ты никому не рассказывал, о том, что ты спрятал на самое дно своих воспоминаний, потому что вспоминать об этом больно и погано… нельзя.
Но кто-то смог это сделать.
Виталий с силой воткнул недокуренную папиросу в пепельницу и встал. В голове была только одна мысль — нашли ли что-нибудь остальные, или в эту игру играют только с ним? Он взглянул на часы — время позднее, но ничего — не до деликатности. Нужно поговорить с Алиной или Олегом. Прошло довольно много времени с тех пор, как они покинули гостиную — кто знает, может и они что-нибудь нашли в своих комнатах? Может так же сидят сейчас, ошеломленно хлопая глазами и уговаривая себя, что все это совпадение, что вещь всего лишь похожа, что этого не может быть…
Виталий приоткрыл дверь, но тут же вернулся в глубь комнаты за простыней. Кривцовуто все равно, а перед девчонкой все же лучше малость соблюсти приличия, а то еще решит, что он, интеллигентно выражаясь, явился к ней с «нехорошими намерениями».
Он поднял простыню и тут же застыл, услышав, как где-то рядом отворилась дверь, и приглушенный голос Евсигнеева с отчетливо натянутой любезностью произнес:
— Прошу! Подурацки дом устроили — комнат куча, а ванная только одна. Извините, что заставил вас ждать.
Ему неразборчиво что-то ответили, и послышался стук закрывшейся двери и легкий звук удаляющихся шагов. Виталий хмуро взглянул на свою дверь, раздумывая, не догнать ли бизнесмена и не попробовать ли вытрясти из него правду (если, конечно, она существует)? Потом отвернулся, посмотрел на простыню в своей руке и швырнул ее на кровать. Нет, если и говорить с ними, то не сейчас. К тому же, нет никакой гарантии, что тот, кто все это затеял, или, по крайней мере, его помощник, не находится среди них. Наибольшая вероятность, что это Петр, хотя с тем же успехом этим человеком может оказаться и балагур Кривцов, и чрезмерно наблюдательная Суханова. Да, он сказал ей, что не подозревает ее. Но это было тогда. Сейчас Виталий уже ни в чем не был уверен. Может, девчонка — на редкость талантливая актриса? Правда, тогда ее наблюдательность нелогична… а может, в этом есть своя логика, соответствующая некому плану?
Виталий чертыхнулся, чувствуя, что все его мысли начинают сплетаться в совершенно невообразимый и нелепый узор, какоето кружево, выходящее из-под пальцев в усмерть пьяной вязальщицы.
Не смотри на ошейник. Пока не смотри. Хоть какоето время не смотри. Не надо…
Он вздернул голову — кто-то со всей силы грохнул кулаком в дверь ванной. Потом без труда узнаваемый голос Марины прокричал:
— Ты там что — утонула?!
Ей что-то ответили. Виталий не разобрал слов, но вряд ли Марине сказали что-то лестное. Он усмехнулся — как бы не сцепились кошечки! Кто там — Ольга что ли? Визгу тогда будет до утра.
Виталий, все еще улыбаясь, потянулся было за новой папиросой, но его рука застыла в воздухе, а улыбка превратилась в ухмылку, недобрую и циничную. Спиной он почувствовал взгляд — скользящий, оценивающий, горячий. Он знал, чей это взгляд.
Виталий неторопливо обернулся. В коридоре перед полуоткрытой дверью стояла Марина босиком и в распахнутом халате. Ее грудь вызывающе просвечивала сквозь тонкое синее кружево, полурасплетшаяся коса, перекинутая через плечо, отливала золотом, аметистовые глаза горели. Когда он взглянул на нее, ее лицо чуть порозовело. Она улыбнулась и облизнула пересохшие губы. Виталий видел, как в такт ее сердцу пульсирует жилка на шее под сливочной кожей.
Слова были не нужны, все здесь было просто и понятно — и ее улыбка, и взгляд, и язык, нарочито медленно облизавший губы, и даже подрагивание тонкой кожи над жилкой были достаточно откровенными. Это было очень кстати. Сейчас ему это особенно нужно.
— Иди сюда! — приказал Виталий и протянул руку. Он не собирался с ней церемониться. Кошка. Он хорошо знал таких. Он с самого начала понял, что она из себя представляет.