Увидеть лицо

Алексея Евсигнеева разбудил не столько дрогнувший автобус, сколько усилившийся стук капель по крыше и стеклу, и, протерев глаза, он посмотрел в окно — сонно, но с вполне отчетливым раздражением, смешанным с некой странной безысходной тоской, которая, впрочем, тут же исчезла. Из всех вещей в мире он больше других не выносил три: когда ему прекословили, когда коверкали его фамилию (Ев-си-гнеев! — раздельно и с нескрываемой злостью всегда поправлял он тех, кто имел неосторожность по рассеянности или недослышке назвать его «Евстигнеевым») и когда шел дождь. В дождливую погоду его настроение всегда резко ухудшалось, и горе было тем, кто его задевал, хотя бы и пустячком, на который он в обычное время мог и не обратить внимания. Даже под самыми страшными пытками он никогда бы не признался, что в детстве, вплоть до десяти лет, дико боялся грозы, при первых же, самых слабеньких раскатах грома прятался под одеяло или в надежный темный уголок, а начинающийся дождь ввергал его в панику. Страх был детским, глупым, и с возрастом он от него избавился, но до сих пор дождь действовал Алексею на нервы — только теперь уже не пугал, а вызывал неприятные воспоминание о собственной трусости. Если бы кто-то проник в его тайну, Евсигнеев, возможно, убил бы его — то-то потеха была бы конкурентам, узнай они, что генеральный директор одной из крупнейших в городе строительных фирм когда-то до жути боялся самой паршивой грозы!

Алексей взглянул на часы, потом опустил поддернувшийся рукав своего легкого черного пальто. Вот-вот должны были приехать, тогда какого черта за окном до сих пор такая глушь?!

Вся эта поездка была совершенно некстати. «Модильон» завален аппетитными заказами, которые конкуренты так и норовят вырвать прямо из зубов, — несколько роскошных особняков, бильярдкафе, еще одно кафе, потребовавшее стиль «романтизм», полное переоформление двухэтажного кинотеатра в стиле «ТехноАрт» и абсолютная перестройка типовой гостиницы в стиль «классицизм». Кроме того, один кадр потребовал себе особняк с огромным зимним садом, а владелец фирмы ландшафтного дизайна и озеленения, работавшей с ними сообща, в последнее время начал выкобениваться. А тут еще, как назло, мамаша на старости лет связалась то ли со свидетелями, то ли с адвентистами, то ли еще с какимито крестоносцами и теперь собиралась переписать на них свою двухкомнатную квартиру, чтобы в ней устроили молельный дом. Молельный дом, как же! Спасибо, соседка сообщила, а то маманя в следующий раз звонила бы из приюта для престарелых! Ничего, сейчас он приедет и устроит этим свидетелям такое свидетельство — до конца жизни будут иметь дело только с пюре, клизмами и судном. Алексей купил матери квартиру на свои деньги и не позволит, чтобы какие-токадры в рясах ее прибрали. Конечно, если он захочет, он может купить сто таких квартир, но дело было в принципе. Плохо то, что башню матери подкосили охренительно не вовремя! Не то, что недели — дни расписаны по минутам! Алексей старался быть пунктуальным и рациональным — и работа, и спорт, и отдых с друзьями — строго в свое, определенное время. И везде выкладывался без остатка: работал в поте лица, ведя изощренную и упорную борьбу за клиентов; доводил себя до изнеможения в тренажерном зале, до онемения отмахивал руку в боулинг, а отдых с приятелями, будь то ресторан, сауна или его собственная квартира, редко обходился без грандиозной попойки и скандала. Некоторые из приятелей утверждали, что ему нельзя много пить — якобы, перепивая, он иногда звереет так, что унять его нет никакой возможности. Евсигнеев таких случаев не припоминал и считал враньем, кроме того, все приятели тоже перепивались так, что даже ширинку сами не могли расстегнуть, — уж откуда имто помнить?!

Он еще раз взглянул в окно — на этот раз с отвращением, потом достал сотовый телефон и начал нажимать на кнопки. Перед ним, в неширокой щели между креслами, мелькнула рыжеволосая девичья голова в черном берете — девушка, склонившись, что-то искала в своей сумке. Алексей оценивающе прищурился. Симпатичная. Хорошо бы, блядь. С такими проще — долго не выкобениваются. Если ее не встречает какойнибудь хахаль, можно попробовать состыковаться с ней по приезде. Вряд ли она будет против — бабы никогда не были против него — и внешность, и деньги на его стороне. Только бы не оказалась себе на уме. Мозги у женщины должны быть покороче, а ноги подлиннее. И вообще он предпочитал проституток — все делают на высшем уровне, и хочешь — слушаешь их трепотню, а хочешь — прикажешь заткнуться, и они заткнутся, потому что им за это платят.

— Ваш абонент временно недоступен, — ласково сообщила трубка.

Алексей негромко выругался и повторил вызов. Он ждал с фирмы важного звонка, но его все не было, поэтому он решил позвонить сам — и вот вам, здрассьте. Ничего удивительного — в дождь все у него идет наперекосяк.