Увидеть море

- Да что-то лень было возвращаться, мы сами все скурили, — шокировал Томас откровенностью.

- Ну, тогда, где деньги, блин?

- Деньги я тебе не верну. Забудь об этом, — лениво резюмировал Томас и отключил трубку.

Вот так конфликт возник на ровном месте.

- Наглая литовская морда! — расстроился Дима.

- Вообще-то он болгарин, — счел я уместным пошутить.

- Да? — быстро включился Дима. — А какая разница? Хехехе.

На следующее утро Томас с неудовольствием обнаружил нас с братом на выходе из своего апатртмента.

- Деньги сам отдашь или в морду сначала получишь? — угрюмо спросил Дима у будущего наследника двух заводов.

- Я ээ… это… у меня сейчас нет времени, но вечером я приду, и разберемся один на один, — отмочив очередную наглость, латыш споро скрылся из вида.

После работы мы собрались у Шурика с Виталиком, чтобы негодовать. Под мандариновый Абсолют негодовалось неплохо, но ощутимо хуже, чем под Абсолют черносмородиновый.

- Ну, теперь даже если он деньги отдаст, в глаз получит, — Дима всегда отличался миролюбием и спокойным нравом, но ситуация вывела его из себя. — Да за кого он, вообще, меня держит? Что я ему лох какой-нибудь!

- На кол проходимца, — сурово качнул массивным черепом Саша.

В дверь постучали.

Лица собравшихся мгновенно посуровели. Четыре пары глаз вперились в дверь, после чего Шурик встал и отворил её.

- Э? Маша? — заготовленные флюиды презрения и угрозы остались неизлученными. На пороге стояла хорошенькая жена Томаса.

- Привет, ребята, — улыбнулась она смущенно. — Вам тут мой муж денег должен. Вот возьмите, пожалуйста. Я также хотела бы извиниться за его поведение — он не должен был так поступать.

На секунду повисла неловкая пауза, лишь в тишине печально похрустывал деревянными стенами ссыхающийся от жары съемный домик. Маша подошла к столу, слегка замешкалась, не без труда извлекая пятидесятидолларовую бумашку из узенького кармашка узких облегающих шортов и повернулась, чтобы уйти. Тут же все вокруг пришло в движение. Мужчины бегали и галдели.

Дима прижимал руки к груди и пытался всучить обратно злосчастную купюру. Я качал головой и с сокрушенным видом всплескивал руками. Шурик по-кавказским обычаям гарцевал вокруг дамы со стулом, одновременно открывая невесть откуда извлеченную бутылку мартини. И лишь один Виталик эргономично пожирал макароны с мясом, не сводя напряженного взгляда с коричневых окружностей, озорно темнеющих под белой маечкой жены латышского вице-олигарха.

- Ну, что вы, Маша, как можно нас так обидеть? Соизвольте хотя бы не побрезговать бокалом вина! За то, что вы оказались гораздо смелее и честнее некоторых мужчин, — заговорил Дима высоким слогом, что легко можно было понять — он холостяковал без малого второй год.

- Вообще-то завтра на работу, — заколебалось воплощение богини Афродиты на Земле, — разве что совсем чуть-чуть.

Под непрестанные шутки, тосты и комплименты «чуть-чуть» растянулось на пару часов. Дима и Шурик так часто поднимали тосты за прекрасных дам, что не заметили стремительного входа в фазу остекленения.

- «Булава» нейтрализует любую пиндосскую ПРО! — стучал Саша массивным кулаком по шаткому столику, забыв про «прекрасных дам», — да мы их разделяющимися боеголовками закидаем!

- И сколько у нас сейчас таких ракет? Сколько? — горячился Дима. В оружии Дима эксперт.

Виталик, как мудрый индейский вождь, довершил расправу над макаронами и заиндевел в кресле-качалке, окутав себя сизыми клубами облегченного Мальборо.

- А кто у вас Сэллинджера читает? — повернулась ко мне Маша, указывая на небольшой томик рассказов, который я притащил из местной библиотеки. — Я обожаю «Над пропастью во ржи». Лицо её раскраснелось, похоже, она совсем забыла о том, что спешила домой.

- Ты Сэллинджера любишь? — воскликнул я с интонацией «красавица, да ты ещё и собутыльник!», разливая Абсолюта в стаканы с мартини. — Это же мой любимый писатель!

- Да, только я рассказы не читала, — с большим интересом она посмотрела на меня, — расскажешь?

Хочет ли кот валерьянки? Хочет ли черная дыра поглотить?

О Сэллинджере я мог говорить часами.

- Я рад, что ты спросила! — солидный «бульк» мандаринового пойла прорвал упругую поверхность вермута и закружился в стакане замысловатыми маслянистыми завихрениями. Опрокинув смесь в раскаленное жерло глотки, я отпустил поводья своего интеллектуального коня.