Увидеть звёзды

Гэрт лежал на спине, закинув свои худые руки под стриженую голову и наморщив усеянный веснушками лоб.

— Она опять плачет.

Луиза повернулась и со стоном открыла глаза. Серый свет за окном означал, что еще очень рано, но мог означать и совсем иное: уже настал очередной промозглый эдинбургский денек.

— О боже… Что творит с человеком гормональный сбой. Или влюбленность. Небось втюрилась в этого негодяя.

— Он же тебе нравился? А что он сделал-то?

— Ни-че-го. В этом-то и проблема. Не звонит, не пишет, торчит в Норвегии, где-то в заснеженной глухомани, а она тут тоскует.

— Тоскует по фьордам? — произнес он нарочито-умильным голоском.

— Заезженная шутка! Номер про дохлого попугая, про «Норвежского синего», который якобы тоскует по фьордам, появился у Пайтонов[27], когда тебя еще не было на свете!

— Давай взглянем на ситуацию с точки зрения самого Кейра. На фига ему писать Марианне? У него же нет под рукой пишущей машинки Брайля.

— Позвонил бы!

— А если она сама ему не велела?

— Это почему же?

— Не знаю. Например, не хотела, чтобы мы услышали их разговор. Наша Марианна она такая, не сказать, что душа нараспашку. — Гэрт вдруг рывком сел. — Ого… слышишь?

— Что?

— То, что слышу я? Нет, ты это слышишь?

— Что-о! Гэрт, ты меня бесишь! Ты же знаешь, что у меня не такой острый слух, как у тебя.

— Вот опять! Марианна. Она в ванной. И ее рвет.

— Бедная девочка! Ей последнее время часто нездоровится. То одно, то другое. Пойду посмотрю, как она. А ты поставь чайник, ладно? Будь паинькой, приготовь нам чай.

Луиза собралась встать, но Гэрт придержал ее за пухлое плечо:

— Лу, подожди минутку.

— Ну что еще? Говори скорее, я должна помочь Марианне. Она ведь больна.

— Да нет… это вряд ли… чует мое сердце, что все у нее в полном порядке. Никаких сбоев.

Луиза страдальчески закатила глаза:

— Что-то я никак не соображу, о чем ты, наверное, старею. Иногда я совершенно не могу понять, что ты имеешь в виду. В общем, так. Я пойду гляну, как она там. А ты изволь поставить чайник. Это я говорю как начальница, а не как обожающая тебя любовница.

— Есть, мэм, — отчеканил Гэрт, салютуя.

Луиза побежала к двери, на ходу запахивая халат. Гэрт откинул одеяло и проворчал:

— Чай — это прекрасно. Только чаем вам сегодня не обойтись, милые мои дамы, вам не повредит что-нибудь покрепче.

Глава четырнадцатая

Луиза

Марианна в интересном положении. Моя сестренка беременна.

Была ли я потрясена этой новостью? «Кто бы сомневался!» — так выразился бы Гэрт. Да, я была сражена наповал, это еще мягко сказано. До сих пор перед глазами: Марианна, белая как мертвец, выходит из ванны, вся сорочка перепачкана рвотой. Тут и каменное сердце не выдержало бы…

— Марианна, ты что-то от меня скрываешь?

Она не стала отнекиваться, не стала хитрить, оправдываться, она просто расплакалась и выкрикнула:

— Ах, Лу! Я такая дура!

Я обняла ее, и мы так и стояли в коридорчике рядом с ванной комнатой. Марианна рыдала и рыдала, никак не могла успокоиться. Чуть позже подошел Гэрт и деликатно сообщил:

— Чай готов, девочки.

Давно я не видела сестру такой несчастной. Пожалуй, с тех пор, как она потеряла ребенка, вскоре после гибели Харви. От ее страданий на душе было еще тяжелее, я была растеряна и подавлена. Честно старалась ей посочувствовать, представить, каково ей сейчас, поддержать, наконец, насколько это было в моих силах. И все же мной овладело чувство безысходности.

Я была в ужасе, в паническом ужасе.

Накрытый для завтрака стол вид имел несколько курьезный, но по-домашнему уютный. Гэрт постелил свежую льняную скатерть, на столе стоял большой чайник с чаем, две тарелки с овсянкой и бутылка бренди. Он чмокнул Луизу в щеку и отправился на кухню мыть посуду. Луиза налила бренди в стаканчики и уговорила Марианну немного выпить, та даже (к удивлению Лу) не сопротивлялась, сказала, это как раз то, что нужно сейчас ее взбунтовавшемуся желудку.

Усевшись, Луиза стала недоверчиво разглядывать застывающую овсяную кашу.