Увидимся в аду

— … она выйдет из клуба в 3.00, сразу после того, как закончится дождь, сядет во внедорожник фирмы «БМВ» черного цвета и поедет домой на Ленинский проспект. На повороте на улицу Обручева ей под колеса бросится пьяница, она резко затормозит, машину выбросит со скользкой дороги… ну там… — Вилария заглянул в мятый листок бумаги. — При лобовом столкновении с транспортным средством, черным «БМВ» с государственным номером С469 ЕЕ, Тимофеева Нинель получит травму, несовместимую с жизнью, а Ольга Анисимова, водитель «БМВ», получит множественные… — Он с неприязнью посмотрел на бумаги и отложил их в сторону. — Тарабарщина какая-то… В общем, осколками лобового стекла ей рассечет лицо — не смертельно, но некрасиво. Кроме того — сотрясение мозга, перелом ноги…

— Я, кажется, кое-что пропустила. — Наташа оторвалась от подушки и села прямо. — Зачем авария? Откуда пьяница? Что за бред!

— Это не бред! — хищно улыбнулся Вилария. — Думаешь, я не заметил, с каким вниманием ты выслушала мои объяснения? Я повторю, но в первый и последний раз! Изволь слушать меня внимательно.

— Ты прямо Бенджамин Спок, — попыталась отшутиться Наташа, которой вдруг стало очень невесело.

— Давай дерзи мне, — пригласил Вилария. — Хами и груби. Видимо, жить тебе стало слишком легко, да?

Наташа показала демону средний палец, но вид у нее при этом был смущенный. Вилария продолжил:

— Затем, что эта девица живет только своей красотой, ничем не занимается, как ты выражаешься, «раскручивает» мужчин…

— Когда это я так выражалась? — не удержалась от замечания Наташа.

— Это в твоем духе… — отмахнулся Вилария.

— Раскручивать или выражаться? — снова перебила Наташа.

— Заткнись! — рявкнул демон. — На чем я остановился?! В общем, она праздная, развратная, бессовестная мерзавка, которая просто ради того, чтобы потешить самолюбие, уводит мужа из семьи. Ее надо проучить.

— За что? — расхохоталась Наташа. — За то, что чей-то там муж поебывается на стороне?

— Не совсем, — улыбнулся Вилария, довольный чем-то. — Он все равно ее бросит, но и в семью потом не вернется. Запьет от одиночества и не сделает кое-что полезное. А во-вторых, на красавице висит должок — стребовать его мы можем, только если она одумается и начнет новую жизнь. Но мне нравится, что ты подходишь к работе осмысленно.

— Как все сложно, — поморщилась Наташа. — Ладно, — она поднялась с дивана, — запиши мне на бумажку время и все такое.

Она забрала записку, кивнула Виларии, пропустила несколько советов «на дорожку» и потащилась в клуб «Гараж» — выжидать Ольгу Анисимову, жертву автомобильной аварии.

МАША

15 мая, 22.27

Маша вставила ключ в дверь квартиры Полонских. Ключ, как и обещал Марат, бесшумно повернулся, а дверь открылась.

— Пойми, ты какая-никакая, но все же нечистая сила, — уверял ее Марат. — А люди не особенно чутки к потусторон-. нему, так что они могут видеть тебя, если ты этого хочешь, а могут и не замечать.

— Что, даже днем? — не поверила Маша.

— О-о! — застонал Марат. — Когда угодно. Только у тебя пока сил маловато, но ночью они в любом случае спят, так что постарайся хотя бы просто не шуметь.

Но едва Маша переступила порог квартиры, доверие к клятвам Марата бесследно исчезло. Она чувствовала себя малолетней дебилкой, которая зашла в магазин «Картье» — все на нее уставились и ждут, что она либо плюнет на пол, либо разобьет витрину.

«Обувь снимать?» — ни к селу ни к городу задумалась Маша. От такого нелепого вопроса она вздрогнула и велела себе собраться, с мужеством выдержать испытание, быть молодцом и медленно пошла прямо по коридору. Из-под нужной двери (вторая слева) пахло больницей — аптекой, дезинфекцией и бедой.

В соседней комнате кто-то зашумел. У Маши бешено заколотилось сердце. Она прислонилась к стене и уставилась на белую дверь. Дверь вдруг стала прозрачной, как стекло, а за ней показалась небольшая спальня. На кровати в полосатой, зеленой с синим, пижаме рыдала, сдерживая всхлипывания, пожилая женщина.

«Она горюет о себе, о том, чем она пожертвовала, спасая мужа от рака, о том, что теперь будет одна, о том, что придется разменивать квартиру на Патриарших»… Маша повторяла и повторяла слова Марата, но слезы будущей вдовы были так заразительны, что она и сама едва не разревелась. Не то чтобы Маша жалела ее, но она всей душой поняла, что горе, пусть и напускное, пусть эгоистичное, — это всегда плохо и страшно.

Ей так не хотелось идти к этому старику, что она чуть было не сбежала, но, вспомнив страшный взгляд Марата, вздохнула и осторожно толкнула дверь лазарета.