Узаконенная жестокость: Правда о средневековой войне

Подобные междоусобицы потом несколько поутихли, однако возобновились с новой силой после нашествия «черной смерти» (чумы). Это был период, когда сильная власть стремилась пресекать любые попытки принизить ее контролирующий статус. Но это вовсе не означало какого-либо снижения местной или судебной жестокости. Для всех элементов общества того времени была важна разница между законной и незаконной жестокостью и необходимость для первой всячески пресекать последнюю. Ожидалось, что власти предержащие будут проявлять жестокость при отстаивании заведенного порядка и общественной стабильности. Это была разрешенная, узаконенная самим обществом жестокость. Сельские жители взывали к добрым чувствам шайки разбойников, умоляли пощадить их дома и скарб; но еще больше их устроило бы, если бы власти перевешали бандитов, чтобы другим «джентльменам удачи» не повадно было и чтобы предотвратить ущерб от данной кучки грабителей.

Средневековое общество часто рассматривается в аспекте «богоустановленной триады»: bellatores, oratores, laboratories (лат.) — рыцарство (воюющие), духовенство (молящиеся) и пахари (трудящиеся). К последним обычно причисляют крестьянство, но фактически этот слой охватывает средний класс и торговцев. При изучении средневековой жестокости у нас есть причины ссылаться на каждый из слоев: воины использовали образ короля, политический контроль, обычаи и методы ведения войны; церковь через свое мнение, правила и обычаи пыталась ограничить жестокость и насилие; а трудящиеся испытывали на себе все тяготы и лишения жизни, наполненной жестокостью и насилием.

Наглядная жестокость в качестве предостережения и угрозы в эпоху Средневековья была распространена повсеместно. В классическом труде Барбары Тачман «Отдаленное зеркало: гибельный четырнадцатый век» / А Distant Mirror: The Calamitous Fourteenth Century (1978) мы находим жуткие, омерзительные картины того времени:

Пытки и наказания гражданского правосудия включали в свой богатый арсенал отрубание рук и отрезание ушей, истязания, поджаривание, сдирание кожи, раздирание человеческих тел на части. В повседневной жизни прохожие могли запросто увидеть порку преступника узловатой веревкой или осужденного, который сидит, закованный в кандалы. На улицах стояли виселицы с трупами, а на городских стенах были выставлены колья с отрубленными головами и четвертованными телами казненных. В каждой церкви можно было увидеть изображения святых, претерпевающих ужасающие, бесчеловечные мучения — их тела были утыканы стрелами, пронзены копьями, их жгли на кострах; женщинам, помимо прочего, отрезали груди. И повсюду ручьями, реками лилась кровь…

Увеселения и забавы того времени тоже были довольно суровыми. Иногда, как и в наши дни, проводились какие-нибудь спортивные состязания. В начале XIII века Роджер Вендоверский^[3] сообщает о состязании по борьбе, вылившемся в массовые беспорядки, в результате которых пострадали окрестные дома и имущество. Зачинщика казнили, а пособникам отрубили руки и ноги. По современным меркам, это было общество «нулевой терпимости», т. е. нетерпимости к чему-либо. Жестокость являлась вполне недвусмысленной целью любого увеселения. Даже футбол возник как кэмпбол (от англ. camp — лагерь), при этом лагерь являл собой поле битвы — вполне пригодный термин для первых весьма агрессивных коллективных игр. Но еще более вопиющими были забавы с животными. Одна из таких игр представляла собой погоню за свиньей мужчин, вооруженных дубинками; цель заключалась в том, чтобы забить бедное животное до смерти. А вот пример другой, еще более изощренной забавы: живую кошку приколачивали гвоздями к столбу, а потом по очереди ударами головой забивали до смерти. Какими бы жестокими и бесчеловечными ни были такие развлечения, они ненамного отличаются от праздничных массовых увеселений, существовавших в той же Испании по меньшей мере до конца XX столетия. Как мы убедимся позже, между игрой и наказанием была весьма тесная взаимосвязь.