Почему же, с учетом эффективности этой безжалостной тактики, Филипп все-таки смягчился? Гийом Бретонский пытается уверить нас, что это было связано с природной добротой и состраданием короля: Филипп всегда
«отзывчив к просителям, поскольку от рождения испытывал сострадание к несчастным и всегда готов был пощадить». Великодушные жесты наблюдались в средневековой войне и политике, однако сомнительно, что рассматриваемый эпизод относится именно к такой категории. Скорее всего, мысли Филиппа были заняты, как всегда, аспектами чисто военного свойства. Во-первых, осада длилась слишком долго. Успехи в других местах позволили Филиппу целиком сосредоточиться на Шато-Гайаре и, приложив все силы, выжать из осады максимум возможного. Для дальнейшего успеха возникла необходимость каким-то образом избавиться от беженцев. Еще более убедительное объяснение заключается в том, что с приходом весны Филипп очень боялся распространения эпидемий. Ослабленные и изможденные беженцы, особенно подверженные мору, могли, в свою очередь, стать разносчиками заболеваний в осадном лагере.Подобная невеселая перспектива составляла предмет вечных переживаний любого военачальника. Один из очевидцев описывает, как заразная болезнь распространилась среди воинов французского осадного войска у Авиньона, на юге Франции, в 1226 году:
«С трупов людей и лошадей поднялась огромная стая черных мух, которые проникали в шатры, палатки и под навесы. Не в силах отогнать мух от чашек и тарелок, многие внезапно умирали». Именно во время этой осады умер от дизентерии сын Филиппа II, Людовик VIII. Идея о забрасывании осажденных кусками разлагающегося трупного мяса представляется весьма знакомой, однако эпидемии должны были в не меньшей степени опасаться и сами осаждающие. В 1250 году в Брешии (Ломбардия) среди городских животных возникла опасная эпидемия. Животных вывели за ворота, чтобы они смешались с животными из лагеря осаждающих.