Узбека

или поздно. На Востоке умеют терпеть долго, но не забывают ничего и никогда. Если ты

придешь в мой дом, мы будем есть шашлыки и плов, потому, что ты будешь гость. Но если

ты думаешь, что у нас забыли Будѐнного и его головорезов, которые вырезали целые

кишлаки...Ты, начмед, служишь на Востоке восемь лет, но ни черта не понял. Поэтому ты

можешь ворваться в чужой дом, даже на женскую половину, чтобы найти «духа» или

оружие!

- А что за проблема, блин?! Они и в самом деле могут там быть! А если нет – так

извинимся. Мы же их баб не трогаем!

- Дурак! Ты, чужой мужик, НЕВЕРНЫЙ, зайдешь на женскую половину в доме

МУСУЛЬМАНИНА, куда запрещѐн вход даже его родному брату – и ИЗВИНИШЬСЯ?! Да

тебе жизни не хватит извиняться! А я, хоть и не верю в Аллаха, но обычаи наши уважаю.

Поэтому и не пойду. Мне-то уж не простят никогда. Да я и сам себе не прощу!Так что мне

твоего ордена не нужно, мне забыть это всѐ, как кошмарный сон...И –домой! Меня там ждут.

Я вдруг понял, что не так: Узбека сегодня говорит по- русски чисто, почти без акцента.

Никаких тебе « начмеда прибыла» там или «соседи –шмаседи»!

- Постой! – Боб аж подпрыгнул- Выходит, он больше года придуривался! А на фига ж

ему это было нужно?

- А ты помнишь, как на экзамене по нормальной анатомии Серго Кобаладзе, вытащив

билет, где он половину ответов не знал, начал изображать деревенского грузина с плохим

русским языком? Типа: «Я – как собака, всѐ знаю, сказать не могу?» И ведь проскочил, сдал!

Та же история. Нигмат вовсе не был « Узбека», он им стал на время, чтоб отцепились.

Потому, как русскому офицеру отказа выходить на боевые действия не простили бы. Да не

начальство, хотя и оно тоже. Свои не простили бы! А с Узбеки что взять? Узбека, он Узбека

и есть. Недоделанный «младший брат», чурка. Презирать можно, бить – нет. А на презрение

наше он плевал, он сам нас тихо презирал и недолюбливал. Как и мы – его.

Боб налил ещѐ по бокалу пива, достал кусок вяленого кальмара, задумался.

- И как ты думаешь, Шуляк, он прав?

- Знаешь, как-то декабрист Сергей Муравьѐв-Апостол писал своему брату Михаилу...

Дословно не помню, но смысл такой:

« Я не верю Пестелю, не верю во всю эту затею. Но когда твои боевые друзья идут на смерть, оставаться в живых – неприлично. Недостойно!» Я всегда считал так же. И сейчас так

думаю. Но мне уже пятьдесят семь, и я давно уже понял: кроме моей правоты, может быть и

другая, и третья. Я не думаю, что Нигматулла считал нас боевыми друзьями. У него не

было никаких причин лезть во всѐ это. Вот он и не лез. Сейчас, небось, сидит за дастарханом, жрѐт плов и радуется, что его внуки никогда не будут говорить по-русски. Н-и-к-о-г-д-а! И

вот за ЭТО он воевать будет!

- Господи! Как же все они эту Расею не любят!

- А кого любит она? Вспомни: в армии если ты – не русский, значит, или чурка, или

черножопый, или косоглазый, или жид! А мы с тобой здесь почему? Вот то-то!

...Сон не шел. Какого чѐрта! Прав был Узбека: нет у меня ни дома, ни семьи, ни

своего дела. Даже страны моей и той нет...