Узбекистан 1987-89, в сапогах (СИ)

Хозяин ненадолго вышел, и вернулся преображенный: халат-чапан , тюбетейка, мягкие туфли. Начальственная строгость исчезла, чужая европейская скорлупка с легкостью была отброшена вместе с опостылевшими галстуком и пиджаком…

за дастарханом сидел добродушный восточный хозяин.

* * *

Где-то через полгода нас впервые отпустили в увольнение.

Старшина роты выстроил нас, одетых в кургузые кителя и фуражки, и провел инструктаж:

«Тааак, товарищи военные строители! Ваша задача какая? Вышел в город, туда-сюда пошел, бабу снял, по-быстрому выебал – и обратно, без опозданий! Пьяных – на кичу!»

(прапорщик этот запомнился тем, как в первый же армейский день он (раздраженный, видимо, моей неуместной созерцательностью), знакомил меня с армейскими порядками:

– Эй, боец! Очки сними!

– А? Что, извините? Зачем?

– Не зачем, а так точно, товарищ прапорщик!

и – хлобысь в глаз!)

… я выхожу из ворот, быстрым шагом дохожу до поворота…

смотрю налево: никого!

направо: тоже никого!

впервые за полгода – один!

Ну, и чудесненько.

… можно просто ехать в автобусе, смотреть в окно. Можно, не торопясь, пешком. Можно – мороженого.

Здесь ходят люди по каким-то своим совершенно нормальным делам, и думают о нормальном. Девушки ходят, в легких платьицах, ну боже ж ты мой. А я, наряженный в какую-то клоунскую одежду – словно невидимый.

Навои был городом промышленным, а значит сильно (не менее чем наполовину) русским. И современным. Но современным по-азиатски: дома тут строили иначе. Светлыми и какими-то легкими на вид, и даже лифты тут выходили прямо во двор, а вместо коридоров были подвешенные сбоку галереи, огражденные дырчатыми каменными решетками. Во дворах столики под тенистыми навесами, увитыми плющом. На окнах непривычные деревянные ставни, спасающие от жары. Широкие зеленые бульвары, заполненные ослепительно нарядными (казалось мне) людьми. Универмаги и универсамы.

Узбеки жили по махалям вокруг новостроечного центра. Чтобы попасть в настоящий Узбекистан, надо было идти на базар.

… ох, каких хоттабычей я видел на базаре! каких хоттабычей!

в засаленных чапанах и кожаных ичигах, сидящих на грудах арбузов или дынь, с пачками рублей в руках, в каких-то невообразимых! чалмах, с белоснежными бородами, темными морщинистыми лицами…

но влеком я был на базар далеко не только этнографическим интересом.

просто был голоден, а чтобы поесть – надо быть там, где узбеки.

«Э, солдат! Кеттык! Кильманда! Киль, киль! Сюда иди! Чай-май будишь? Плов-млов? Яхши?»

«Рахмат достум…»

Узбекская чайхана в исконном, базарном виде (а не гламурная чушь в Москве) – это ряд железных кроватей с сетками и матрасами, выставленных в ряд в тени навеса, увитого виноградом. Между кроватями стоят столики, на них ставятся чайники зеленого чая с примотанными проволокой крышками, пиалы… Плов, как правило, варят неподалеку, в громадном, ведер на десять, казане, на живом огне.

… на кроватях сидят мужчины в халатах, медленно так сидят.

интересовали их только Главные Вопросы: откуда приехал, сколько до дембеля, брат-сестра есть, родители здоровы?

напоследок еще деньги всовывали иногда.

* * *

Через полгода самое тяжелое осталось позади. Вслед за нашим московско-украинским призывом пришло новое поколение запуганных новичков, теперь это были казахи. Да и вообще я неплохо изучил незнакомые разновидности русского языка и обрел уверенность в обращении с людьми, с которыми мне ранее иметь дела не случалось.

… а потом, месяцев через восемь, меня вызвал к себе начальник штаба и (непривычно человеческим голосом) спросил, кивнув на электрическую печатную машинку: «Умеешь?»

«Так точно, товарищ майор, приходилось».

«Ну и хорошо. Парень ты грамотный, вон, незаконченное высшее… А то у нас контингент какой? Кто не с зоны, тот с кишлака…»

Так началось мое неожиданное восхождение к вершинам армейской карьеры в пределах 1506 военно-строительного отряда!

в каждой части есть такие лакомые убежища и предмет зависти, как место писаря, художника, фельдшера, хлебореза, каптерщика… Обладатель счастливого билета отличается от простых смертных развратным внешним видом, поволокой в глазах, неторопливостью движений и привычкой ходить в тапочках в неурочное время.

правда, я чуть с этого местечка не вылетел через месяц, потому что обнаглел и принялся исправлять ошибки. «Надо не «согласно приказа», а «согласно приказу», товарищ майор!». Но вовремя понял, что самое время поступиться принципами.

отношения с дагестанско-ингушским землячеством, немало попортившим мне жизнь в первые месяцы, резко улучшились после того, как я украл пачку пустых увольнительных с печатями (немыслимая ценность!) – они стали вежливы, и даже принялись искать общения.

… потом я начал учиться, сразу за нескольких тянущихся к заочному высшему образованию офицеров – делал задания по английскому и прочему чистописанию

что не могло не повлиять на мою судьбу в самом положительном смысле: вскоре я поехал домой в отпуск.

… еще не веря ничему, прошел от метро знакомой улицей, зашел, позвонил.

«Господи боже мой, ну какая же дурацкая форма!», сказала мама в дверях.