Узбекские народные сказки. Том 1.

Тогда я уговорил ее родителей отдать мне девочку на воспитание. По моему приказанию ее обучали лучшие учительницы. Когда она выросла и достигла совершеннолетия, я женился на ней. Свадебный пир продолжался сорок дней и сорок ночей, веселился весь народ, угощался весь город. Я очень любил Гуль и большую часть времени проводил с ней. В дни, когда я, занятый делами государства, не мог ее увидеть, я места себе не находил и просто с ума сходил от тоски. Даже на охоту я всегда выезжал вместе с ней. Так прошло три года со дня нашей свадьбы. У -меня было два коня, которых я держал специально для того, чтобы выезжать с Гуль вместе на охоту. Собираясь однажды охотиться, я накануне зашел в конюшню посмотреть коней. Смотрю – кони почему-то похудели, шерсть на них взлохмачена, вид усталый. Я вызвал конюха и отругал его: «Ты что же это. негодяй, говорю, не смотришь за конями? Почему они так похудели? Почему у них такой вид?» А он так спокойно отвечает мне: «О государь! Как же им не похудеть? Каждый день вы ездите на них». «Кто же это на них ездит, кроме меня?» – крикнул я. «Да ведь сами же вы: изволите ездить. Каждую ночь приходите, велите седлать и уезжаете», – отвечает мне конюх. «Ты лжешь, дурак! – крикнул я в гневе. – Не мели языком!» «Сами же вы приказали: «Седлай по очереди, одну ночь этого, а на другую ночь другого». Вы приходите каждую ночь, я седлаю вам коня, вы садитесь верхом и уезжаете, а перед утром возвращаетесь назад. Так чего же вы еще меня спрашиваете?» – говорил перепуганный конюх. Я был поражен. Подумав немного, я приказал конюху: «Сегодня оседлай обоих коней! Как только тот человек уедет на одном из коней, ты разбуди меня». Утром я проснулся, смотрю – уже светло, лежу я в своей постели. Встал и пошел в конюшню. «Ты почему не разбудил меня?» – спросил я конюха. «Государь, я приходил будить, стучал-стучал, а вы не проснулись. Вы очень крепко спали. Я и ногами бил в дверь, но вы так и не проснулись», – ответил конюх. «Ну, сегодня уж ты разбуди меня во что бы то ни стало», – сказал я ему. Ночью конюх выломал дверь в мою спальню, поднял меня, и только тогда я проснулся. В этот момент с моей груди скатилась какая-то круглая бусинка величиной с ноготь большого пальца. Я поднял ее с полу и положил себе в карман. Вскочив на коня, я спросил конюха, в какую сторону отправился неизвестный, и поскакал вдогонку. Ночь была лунная. Увидев впереди всадника, выехавшего раньше меня, я натянул поводья и, замедлив бег коня, поехал за ним по следам. Мы ехали по дороге на запад от города. В этой стороне есть мой загородный сад. И сейчас всадник держал путь как раз к этому саду. Неизвестный въехал в ворота сада, привязал коня и направился в гостиную. Тут только я увидел, что это была моя жена Гуль. Я тоже привязал коня и побежал вслед за ней. Для охраны сада я держал там сорок рабов-негров во главе с их начальником Кахратоном. В большой михманхане сидели сорок рабов, на почетном месте восседал Кахратон. Когда я их увидел, они разливали в глиняные чаши вино. Как только Гуль вошла в михманхану, Кахратон заорал на нее и обругал площадной руганью. «Я еле-еле усыпила Санобара, – оправдывалась Гуль умоляющим голосом. – И сейчас боюсь: мне казалось, что кто-то ехал за мной следом». «Если ты положила ему на грудь волшебную бусину, которую я тебе дал, тогда хоть режь его на куски, он ни за что не проснется, – с усмешкой сказал Кахратон. – Садись, наливай вино!» «Почему-то сегодня душа у меня неспокойна. Я так боюсь. А вдруг Санобар приедет сюда!» – сказала Гуль. «Наливай, говорю тебе! – крикнул Кахратон. – Если приедет твой Санобар, пусть у него не одна душа, а даже тысяча, все равно я его в живых не оставлю! Пусть только явится – тут ему и конец! А уж если сам приедет за своей смертью, значит, это рок его загнал, сюда!» – бахвалился Кахратон. Но Гуль все говорила: «Богатырь мой, боюсь я!» «Садись, я тебе говорю! Наливай вина себе и мне, и всем!» Гуль прошла на почетное место, села рядом с Кахратоном, налила в чаши вина, потом, жеманясь и кокетничая, стала подавать чаши сначала ему, а затем всем рабам. Я был наготове и с обнаженным мечом стоял у входа в михманхану, сгорая от нетерпения поскорей расправиться с презренными. «Я боюсь чего-то сегодня», – то и дело говорила Гуль. Тогда Кахратон приказал одному из рабов: «Выйди во двор и посмотри везде, успокой ее!» Сторож вышел в переднюю и, открыв дверь во двор, высунул голову. Я тотчас же ударом меча снес ему голову с плеч. Видя, что раб не возвращается, Гуль еще больше испугалась. «Смотри, он все еще не вернулся», – сказала она. Чтобы успокоить ее, Кахратон послал второго раба. Ему я тоже отрубил голову. Затем вышел третий сторож, за ним четвертый, пятый. Срубив голову одному, я стоял с мечом наготове, ожидая следующего. Так одного за другим я убил сорок рабов. В гостиной остались только Кахратон и Гуль. Теперь уж не только Гуль, но и Кахратон понял, что я стою за дверью, и он закричал: «Ну, Санобар, где ты там? Входи! Попробую-ка я испытать свое счастье!» Я открыл дверь, вошел в михманхану, и мы с ним схватились. Схватка была жестокая, не на жизнь, а на смерть. То я наступал и загонял его в угол, то он, обрушиваясь со всей яростью, отгонял меня к двери. Наконец, улучив момент, я ловким ударом снес ему голову. Покончив с Кахратаном, я забрал Гуль, привез в город и посадил ее в железную клетку. Вот в этом вся и причина, почему я держу свою жену в железкой клетке. Ну, теперь распрощайся с белым светом, сейчас я позову палача! – закончил свой рассказ царь Санобар.