Узбекские повести

Солнце уже стояло высоко, под его лучами яркой молодой зеленью вспыхивали вылупившиеся из почек клейкие листья. Окружающая красота, способная расшевелить и самую зачерствелую душу, сейчас не тронула Камала, он механически достал из кармана рубашки сигареты и только собрался чиркнуть спичкой, как перед ним словно из-под земли вырос старик.

— Дай тангу! — На землистом худом лице старика застыла блаженная улыбка, воспаленные красные глаза дико блестели.

Длинная борода опускалась на грудь, едва прикрытую изношенным грязным халатом, на ногах у него были пыльные калоши, на голове потертая тюбетейка.

— Хлеба хочу! — старик похлопал себя по животу. — Дай тангу!

Камал пошарил в кармане брюк и выгреб мелочь. Старик сжал деньги в костлявом кулаке и хихикнул. Камалу показалось, что старик этот вовсе не сумасшедший, что в странной улыбке и блуждающих глазах его живет что-то похожее на затаенную обиду или насмешку.

— Я знаю, ты хороший. Тебя любит всевышний. И я тоже. — Старик схватил Камала за руку и потянул через дорогу в сторону магазина. — Пойдем, я куплю тебе сладких лепешек!

Сам не зная почему, Камал пошел за стариком, тянувшим его за руку, в сухих костлявых пальцах таилась неожиданная цепкая сила. Так вместе они и вошли в магазин, где толстый молодой продавец шлепал мухобойкой мух на витрине.

Продавец обернулся на вошедших через плечо, бросил мухобойку под прилавок и, вытирая руки полой халата, встал к весам на свое привычное место.

— Подай всевышнему! — сказал старик и протянул через прилавок руку. Продавец поморщился, но не шелохнулся, только перевел взгляд на Камала. — Подай! — громче сказал старик и указал сухим желтым пальцем на потолок магазина, где сидели мухи.

Продавец явно сердился. Круглое, по-детски полное лицо его дернулось и чуть побледнело, конечно, он быстро выставил бы за дверь сумасшедшего старика, но мешало присутствие Камала, поэтому он взял из картонной коробки несколько кусочков печенья и бросил на прилавок.

— Откуда только берутся попрошайки в наше время? — пробурчал продавец и снова посмотрел на Камала.

Но старик не взял печенье, лежавшее на прилавке, он разжал свой костлявый кулак и рядом с печеньем высыпал мелочь.

— Теперь дай на деньги! Эти ты дал всевышнему, а я тоже хочу сладких лепешек.

Сдерживая раздражение, продавец смотрел то на монеты, то на старика, требовательно протянувшего руку, то на Камала. Камал дымил сигаретой и делал вид, что все происходящее его совершенно не касается. Продавец поколебался, взглядом пересчитал деньги и смахнул их с прилавка в ящик. Когда продавец взвесил печенье, беззубый рот старика растянулся в жалкой улыбке. Забыв о Камале, что-то ворча, он взял печенье и вышел из магазина. Камал вышел за стариком.

— Это всевышнему, — бормотал старик, рассматривая обломки печенья, подобранные с прилавка. — Это на деньги, — он бросил взгляд на кулек с печеньем в другой руке. Он увидел Камала, стоявшего неподалеку, и показал печенье: «Это всевышнему, это на деньги».

Камал понимающе покачал головой.

— Плохой, плохой человек, — старик показал в сторону магазина, — совсем плохой.

Старик спустился к арыку и, наклонившись над мутной, медленно текущей водой, бросил туда печенье, зажатое в ладони: «Всевышнему!».

Камал, наблюдая за ним, постоял в раздумье. Ему было жалко этого несчастного, который сидел в тени на берегу арыка и жадно ел печенье. Это был безобидный ненормальный старик, и никто о нем ничего толком не знал. Камал даже не знал его имени. Старик бродил по кишлаку, забредал в дом, который приходился ему по душе, стоя съедал то, что ему подавали, и уходил. Объявился старик очень давно, еще в годы войны, и все не покидал здешних мест. Неизвестно было, откуда он приходит внезапно и куда так же внезапно и незаметно для людей уходит. Между тем старик быстро расправился с печеньем, нагнулся, попил из арыка, черпая воду пригоршнями, потом огладил бороду мокрыми руками и засмеялся.

— Вкусные лепешки. Сладкие. Хорошо. — Он удобнее уселся на зеленой траве под легким пологом сквозящей тени тутовника, подогнул под себя ноги и кивнул Камалу. — Иди. Сказку расскажу. Садись.

Камал сел рядом со стариком в тени тутовника, на берегу переполненного мутной водой арыка. Весна нынче выдалась дождливой, потому все еще не взошли хлопковые посевы, потому был полон мутной, медленно текущей водой арык и была так ярка зелень мягкой молодой травы, на которой сидел сумасшедший в белых штанах, грязном халате и старой потертой тюбетейке.

— Там, в самой середине пустыни, где адский зной, есть целый город. В нем живут джинны. Видел джиннов? Вот такие, — сумасшедший приставил пальцы к вискам, выкатил глаза и высунул бледный язык. — У них вот такие рога и вот такие хвосты. Встретишь — умрешь от страха. В этом городе джинны стерегут золотую коробочку. — Старик потянулся к Камалу и шепнул на ухо. — Она очень похожа на коробочку нашего хлопка, только из золота. Понял?

— Понял, — серьезно, в тон старику, ответил Камал.

Старик замолчал и закивал головой. Камал подумал, что старик забыл про сказку.