Узбекские повести

Удивительно, на что способен человек в минуту гнева. Из-за пустяка, из-за одного резкого слова, готов обрушить на голову провинившегося все несчастья мира! О, сейчас Малику охватило жаркое пламя настоящей ненависти. Она жаждала и не знала, как отомстить Камалу за свое ущемленное самолюбие. Ей было мало того, что она самовольно сняла его с должности, отправила в дикую пустыню бригадирствовать? Ведь уже после этой крутой расправы, когда он почувствовал ее председательский гнев, Камал позволил себе совершенно непростительную выходку! Отверг протянутую руку! А ведь многие в колхозе только ловят ее взгляд и даже не помышляют пожать руку. Хам! Ничего, кроме пустыни, не достоин. Да и чего, в самом деле, ждать от человека, запряженного, как лошадь, в ежедневную работу двенадцать месяцев в году? Ничего, кроме грубости и невежества!

Если бы Малика в своем раздражении на строптивого агронома хоть на минуточку задумалась: а так ли права она сама? Так ли уж безгрешна? Может быть, поделом не встретила ее протянутая рука пожатия Камала? А может быть, она подспудно все это понимала и оттого-то дала обиде и горечи ослепить и оглушить себя?

Малика не могла успокоиться. Она ухватилась за стул и до боли в пальцах сжала руки, только так удалось ей побороть охватившую тело нервную дрожь.

Перед окном цвел, как пышное облако, абрикос. По одному, по два падали лепестки-снежинки. Нет, скорей лепестки были похожи на белых бабочек… Казалось, весь мир притих и считает падающие на землю лепестки абрикоса. Это было? Конечно, это было, где-то в восьмом классе. Малика вспомнила тот случай так явственно, как будто все это случилось вчера.

Было самое начало лета, когда зеленый урюк в самом соку и называется доучча. В восьмом или в девятом? В восьмом классе. Ну, отмочил тогда Камал. Толстый Тухтамурад принес в класс много этого кислого лакомства и угощал всех, давая по две-три урючины, а Малике протянул и высыпал в карман целую горсть. Малика улыбнулась его щедрости и еще не успела сказать «спасибо», как появился насупленный Камал. Все произошло молниеносно, вдруг, ни с того ни с сего; раз-раз — и вот уж на пол посыпался зеленый урюк, прыгая и раскатываясь под парты, а у Тухтамурада всплыл под глазом здоровенный фонарь и начал расти. Камала таскали к завучу, к директору. Ему здорово попало, но он так и не сказал никому, за что побил своего одноклассника. В классе, конечно, знали, знала и Малика. Камал ревновал. Он даже хотел пересесть за ее парту, но она не разрешила. Девушке льстило, что он все время ходит по пятам и угрюмо следит за ней из-под своих густых, сросшихся бровей горящими глазами. Он всегда был неразговорчивым и оттого казался нахмуренным и неуклюжим. Другие мальчишки бесились, дурачились, веселились, а Камал редко улыбался. Она всегда помнила, что за ней следят его горящие глаза из-под нахмуренных бровей.

На следующий день Камал принес в школу целый мешочек зеленого урюка. Он подошел прямо к парте Малики и поставил перед ней весь мешочек. В классе притихли.

— Что тут, Камал?

— Доучча, — гордо сказал Камал.

— Мне не надо, — Малика с брезгливой гримаской отодвинула мешок. — Напрасно трудился.

Конечно, Камал этого не мог ожидать, он был уверен, что его смелый поступок понравится Малике, ведь он выкрал из колхозного сада самые крупные доуччи. Даже для приличия не развязала мешок, не взглянула, а у Тухтамурада вчера взяла.

— Не надо?

— Нет! — Малика беспечно покачала головой.

Все в классе это видели. Камал был самым сильным, его побаивались, и вот он у всех на глазах получил по носу. Камал схватил мешок, шагнул к окну, и вот уже мешок летит из раскрытого окна вниз. От удара об асфальт мешок разъехался по швам, и самые крупные, самые изумрудные, самые вкусные доуччи колхозного сада валяются на пыльном асфальте. За это Камал опять попал к директору. Он часто туда попадал.