Узда для Троцкого. Красные вожди в годы Гражданской войны

Протоколы заседаний высших органов и «узких» коллегий Цека единой РСДРП (РГАСПИ, ф. 17, on. 7) не полны, что затрудняло оперативную деятельность высшего партийного руководства и накладывает отпечаток на современные исторические исследования. Еще на III съезде РСДРП 1905 г. В.И. Ленин заявил: член ЦК Л.Б. Красин «как будто что-то вспоминает об утверждении Казанского и Кубанского комитетов, но так как архив утерян, то не может установить этого, а потому фактического значения его воспоминание не имеет»^{175}. Подобных «Источниковых лакун» за дореволюционный период более чем достаточно, что требует привлечения дополнительных источников.

Протоколы заседаний ЦК РСДРП(б) — РКП(б) и его Бюро (помимо публикаций — РГАСПИ, ф. 17, on. 2) содержат информацию об основных направлениях деятельности высшего большевистского руководства, в ряде случаев — о взаимоотношениях вождей партии. К сожалению, в большинстве протоколов не зафиксирован даже состав участников заседаний. С появлением стенографических отчетов цековских пленумов (1924) наши знания расширяются в разы. Именно в этом объяснение того факта, что в массовом историческом сознании внутрипартийная борьба в 1920-е гг. до сих пор противопоставляется безоблачному «единству» руководящего ядра РКП(б) — организатора побед Красной армии над внутренними врагами и интервентами в годы Гражданской войны. В 1920-е гг. на пленарных заседаниях большевистского Центрального комитета его члены постоянно обращались к событиям ленинского этапа партийной истории, поэтому стенограммы заседаний 1924 и последующего годов — ценный источник по истории внутрипартийной жизни более раннего периода.

Протоколы заседаний ЦК РСДРП(б); ЦК РКП(б) — ВКП(б), его Политбюро, Оргбюро, Секретариата[12], Центральной контрольной комиссии и отчасти Центральной ревизионной комиссии и приложения к ним[13], а также материалы «особой папки» Политбюро как документы высшей формы секретности представляют собой массивный корпус источников, содержащий информацию о персональном составе высшего большевистского руководства и многогранной деятельности этого руководства.

Из дошедших до нас стенограмм заседаний высших органов РКП(б) — ВКП(б) и их узких коллегий основным источником по изучению истории большевистской верхушки являются, естественно, стенограммы заседаний ЦК и его Политбюро, поскольку заседания Оргбюро начали изредка стенографировать в то время, когда этот орган превратился в бюрократическую ширму сталинского Секретариата, ЦКК так и не превратилась в «настоящую [курсив наш. — С. В.] контрольную комиссию» и так и не стала проверять, «действительно ли ЦК» был проводником «в жизнь всех постановлений съезда»^{176}, а Ревизионную комиссию не пускали не то, что на заседания Политбюро, но даже на пленарные заседания Центрального комитета, только в 1922 г. В.П. Ногин (человек, которого в 1917 г. Г.Е. Зиновьев назвал «основателем нашей партии», принадлежавшим «к пионерам ее^{177}») и его товарищи по Ревизионной комиссии не без труда выторговали себе право присутствовать на заседаниях Оргбюро ЦК^{178})[14].

При В.И. Ленине «никогда по серьезным вопросам, а тем более по вопросам, касающимся рассылки повестки заседаний членам ЦК, ничего не делалось без согласования с Политбюро»^{179}. Чуть ли не единственное исключение сделал в период своего последнего конфликта с вождем И.В. Сталин^{180}.

Важно подчеркнуть, что появление в 1920 г. первых стенографических «отчетов» о заседаниях ЦК РКП(б) и его Политбюро, а именно — дневниковых записей секретаря и члена Центрального комитета Е.А. Преображенского за 4 мая — 24 сентября^{181} — было обусловлено соображениями внутрипартийного противостояния между ленинским большинством, навязавшим наступление Красной армии на Варшаву, меньшинству ЦК (Л.Д. Троцкому, А.И. Рыкову, М.И. Калинину и Е.А. Преображенскому), предостерегавшему товарищей от заведомо провального шага. Правда, к своеобразной «стенограмме», составленной Е.А. Преображенским, следует относиться сугубо осторожно, поскольку даже в официальном протоколе секретарь и член ЦК РКП(б) умудрился допустить фактическую неточность — правда, в записи решения не по польскому вопросу, а о письме А.А. Брусилова с призывом к бывшим генералам и офицерам: на ошибку Е.А. Преображенскому указал в специальной записке В.И. Ленин^{182}.

Вопрос о необходимости стенографирования заседаний высшего руководства РКП(б) был впервые публично поставлен видным оппозиционером-децистом, ответственным сотрудником Секретариата ЦК В.Н. Максимовским, принимавшим активное участие в работе Оргбюро, на Десятом съезде РКП(б) 1921 г. — если быть точным, речь тогда шла о пленарных заседаниях Центрального комитета[15]. Усилившееся во времена борьбы руководящего ядра ЦК партии с группой демократического централизма и Рабочей оппозицией недоверие к вождям^{183} подхлестнуло неосторожное признание В.И. Ленина: «Идиот, кто верит на слово»^{184}.