Уздечка для сварливых

– Матильду ты никогда не упрекал за то, что она пила. Как же, ведь она была само совершенство. Даже пьяная Матильда была совершенной. – Вайолет задрожала. – Ты собираешься сообщить полиции о том, что я слышала, или мне самой придется это сделать? Если Джоанна и Рут ее убили, то они не заслуживают того, чтобы им сошло это с рук. Надеюсь, ты не станешь говорить, что тебе все равно.

Конечно, ему было не все равно. Единственная, к кому он испытывал чувство холодного безразличия, была Вайолет. Но неужели у его жены полностью отсутствует чувство самосохранения?

– Вряд ли Матильду убили ради развлечения, – сказал он, глядя супруге в глаза, – поэтому постарайся быть осторожной и следи за тем, что и как говоришь. В общем, я считаю, будет лучше, если ты предоставишь это дело мне. – Он протянул руку и прибавил звук телевизора. – Сейчас будет прогноз погоды. – Дункан жестом попросил жену отойти от экрана, словно атмосферное давление над Великобританией имело значение для этого толстого, вялого, пожилого человека, который вылезал из кресла только в случаях, когда не мог этого избежать.

Когда Рут открыла Джеку дверь, глаза ее были опухшими от слез.

– Я надеялась, вы не придете, – сказала она резко. – Однако она всегда получает то, что хочет.

Художник улыбнулся:

– Я тоже.

– Ваша жена знает, что вы здесь?

Джек протиснулся мимо Рут в холл, прислонил холст с портретом Джоанны к стене и опустил сумку на пол.

– А какое тебе дело? Рут пожала плечами:

– У нее ведь деньги. Мы останемся ни с чем, если вы с мамой заставите ее ревновать. Вы, наверное, с ума сошли.

Джека развеселили эти слова.

– Ты думаешь, я буду валяться у Сары в ногах, чтобы ты жила припеваючи всю жизнь? Очнись, дорогуша! Единственный человек, ради которого я могу пойти на подобное, это я сам.

– Не называйте меня дорогушей, – бросила Рут. Глаза художника сузились.

– Тогда не мерь меня по своей мерке. Послушай моего совета, Рут: научись быть немного нежнее. Нет ничего более отвратительного, чем вульгарная женщина.

При всей показной взрослости Рут все еще оставалась ребенком. После слов Джека ее глаза наполнились слезами.

– Я вас ненавижу.

Джек с удивлением посмотрел на девушку и удалился на поиски Джоанны.

Ни у кого не повернулся бы язык обвинить Джоанну в отсутствии тонкости. Она была образцом выдержки в словах, одежде и манерах. Джоанна сидела в полуосвещенной гостиной с открытой книгой на коленях и бесстрастным лицом; ее волосы в свете настольной лампы отливали золотом. Она бросила взгляд в направлении Джека и не произнесла ни слова, только жестом указала на софу, чтобы он сел. Художник же предпочел встать возле камина и молча наблюдать за ней. Джоанна напомнила ему ледяную скульптуру. Холодная. Ослепительная. Неподвижная.

– О чем ты думаешь? – спросила она через несколько минут тишины.

– Что Матильда была права насчет тебя. Ее серые глаза ничего не выражали.

– В чем именно?

– Она говорила, что ты тайна.

Джоанна слегка улыбнулась, но ничего не ответила.

– Знаешь, мне она нравилась, – продолжал Джек.

– Неудивительно. Она презирала женщин, зато к мужчинам относилась с уважением.

– Сару она тоже любила достаточно сильно.

– Ты и правда так думаешь?

– Матильда оставила ей три четверти миллиона фунтов. По-моему, довольно веское доказательство.

Джоанна положила голову на спинку софы и посмотрела на художника долгим, неприятно пронизывающим взглядом:

– А я-то думала, ты лучше знал мою мать. Она никого не любила. И зачем ей приписывать такой прозаичный мотив? Она рассматривала наследство в три четверти миллиона с точки зрения власти, которую можно получить за эти деньги, а не как сентиментальную подачку кому-то, кто отнесся к ней чуточку теплее. Мать и не предполагала всерьез, что это завещание будет ее последней волей. Оно было лишь частью спектакля, организованного для Рут и меня. Деньги дают определенную власть. Особенно если пригрозить их возможной потерей.

Джек задумчиво потер челюсть. Его жена тоже говорила что-то подобное.

– И все же почему Сара? Если бы она оставила деньги собачьему приюту, результат был бы тем же.

– Я думала об этом, – пробормотала Джоанна, посмотрев в окно. – Возможно, она не любила твою жену даже больше, чем меня. Не думаешь же ты, что Рут и я промолчали бы, если бы увидели кассету при жизни матери? – Сама того не сознавая, она чувственным жестом ритмично водила ладонью по руке. Ее глаза казались удивительно прозрачными. – Положение твоей жены стало бы невыносимым.

– И что бы ты сделала? – с любопытством спросил Джек. Джоанна улыбнулась:

– Ничего особенного. Твоя жена лишилась бы практики, как только бы разнесся слух, что она убедила богатую пациентку оставить ей в наследство состояние. Хотя теперь она ее тоже потеряет.

– Почему?

– Мать умерла при подозрительных обстоятельствах, а твоя жена – единственная, кто выиграл от ее смерти.

– Сара не убивала Матильду. Джоанна снова улыбнулась:

– Попробуй доказать это жителям Фонтвилля. – Она встала и поправила черное платье на своем плоском животе. – Я готова.

– Для чего?