Узел

— Ладно. — Я бросила шубу, которую пыталась аккуратно сложить во вторую сумку, и встала, подбоченившись. — Какого черта ты ее притащил домой? Какого черта она рассекает по квартире в моем полотенце? Какого черта ты не поволок ее в гостиницу? — Мной овладевает сильное волнение. Начинают дрожать руки, и срывается голос. Наверное, так рушится привычный мир. Одно дело знать, что все плохо. Другое дело — видеть своими глазами. Почти трогать, почти прикоснуться.

— Послушай, я не собираюсь бросать вас. Не собираюсь разводиться, я никогда не оставлю твою мать.

— Ты знаешь, после увиденного меня это слабо утешает. Сколько этой девке лет? Она не старше меня, по-моему.

Молчание разоблачает отца.

— Господи, меня реально от вас тошнит. Еще меня жизни учите.

— Потому что ты еще жизни не знаешь. У тебя только мечты и идеальные представления.

— Слава богу, что они у меня вообще есть!

— Наши представления часто не имеют ничего общего с реальностью. Ты сама в этом убедилась.

— Ага, самое время пофилософствовать, — саркастически усмехаюсь я.

— Думаешь, у тебя все будет по-другому?

— Не знаю, как будет у меня, но так, как у вас, я точно не хочу.

— Ладно, — обреченно вздыхает отец, — может, когда-нибудь мы еще об этом поговорим. Не бывает только черное или белое.

— Надеюсь, что нет. Не поговорим. Поможешь сумки в машину отнести?

— Конечно.

Папа помогает мне отнести сумки. Сует их в багажник, а мне сует деньги. Сумма довольно крупная, не помню, когда у меня столько было.

— Это что?

— Деньги. Они всегда нужны. Не могу же я тебя отправить с пустыми руками.

— Правда? Ты решил обо мне позаботиться?

— Как с тобой сложно, — раздражается он, — ты во всем ищешь подвох.

— Подвох? Вы практически перестали давать мне на жизнь. Чтобы хоть как-то содержать себя, я пошла работать. И именно сегодня ты вдруг решил не отпускать меня с пустыми руками. Конечно, во всем этом нет никакого подвоха, я все придумываю. Знаешь, ты будто покупаешь мое молчание, и это противно.

— Какие глупости, — усмехается он.

— Или мать знает о твоих похождениях? Знает, — тут же отвечаю сама себе.

Знает. Именно поэтому на лице отца я не вижу сожаления. На нем можно прочитать раздражение, недовольство, но только не вину. Не сожаление.

Мой первый порыв, разумеется, швырнуть деньги папаше в лицо, но тут же в памяти всплывает недавний разговор с Никитой, и я решаю не отказывать себе в удовольствии. Деньги мне пригодятся, лишними они не бывают, а родственничкам все равно ничего не докажешь. Притушив свои взбунтовавшиеся чувства, я сую наличку в карман куртки. Отец почему-то не спешит уходить и садится в машину.

— Не думаю, что тебе стоит задерживаться. Тебя ждут, — напоминаю я, нетерпеливо постукивая пальцами по рулю.

— Подождут.

— Ты оставил в нашей квартире какую-то шлюху.

— Она не воровка, можешь не беспокоиться.

— В нашей квартире. Одну. Свою шлюшку!

— Смотрю, ты решила быть предельно откровенной.

— Разве можно по-другому после увиденного? Поэтому положить меня под Дёмку для тебя вполне нормально? Ничего такого, да? Подумаешь, я не хочу. Кого это волнует!

— Настя! Никто не собирается подкладывать тебя… — фыркает он, стискивая зубы. — Мы объединили капиталы, дела идут хорошо. Я не хочу, чтобы что-то менялось. И уж тем более не хочу, чтобы прибыль, которую могу получить я, потекла в карман кому-то другому. Только и всего. Ты могла бы не упрямиться и подумать об этом.

— Я не хочу об этом думать. Это ваши дела, а не мои. Ваши планы, а не мои. По-твоему, все на свете упирается в деньги?

— Да. Если ты до сих пор этого не поняла, то ты, дочь моя, очень глупа.

— Пап, мне пора. Рада была повидаться, — с прохладцей говорю я, совсем неделикатно пытаясь отправить отца домой.

Я устала от этого разговора, слишком много впечатлений за раз. Единственное, что меня греет, — я наконец вернула свою машину.

Отец уходит, и я отъезжаю от дома. Жму на газ, чувствуя, что дышится мне гораздо свободнее. Теперь не придется мотаться по городу на метро или ждать такси. Теперь не страшно где-то задержаться допоздна. Меня даже пробки не раздражают, а музыка в машине орет так громко, что заглушает мои собственные мысли.

***

Никита помогает занести вещи домой. При этом я многозначительно молчу, а он ничего не спрашивает, только смотрит внимательно. Не знаю, что излучает мое лицо, но в теле чувствуется какая-то одеревенелость. Оставив сумки не распакованными, я забираюсь с ногами на кровать и пересчитываю деньги.

— Ого, — смеется Леднёв и присаживается рядом. — Климова, ты внезапно разбогатела?

— Ага. Папка дал. Вспомнил вдруг, что я не святым духом питаюсь. Сегодня пойдем гулять. Имеем полное право. Будем танцевать, пить и вовсю веселиться.

— Тоська! — орет Ник. — Собирайся! Крась губы, сегодня Климова нас гуляет!

— В смысле? — Тося заскакивает в спальню, и я бросаю в нее пачку денег.

— Да! Сегодня будем пить и веселиться!