Борис Ахмылин кончал пятый сезон в тайге Енисейского кряжа. Давным-давно, сразу же после демобилизации, когда счастливый Борька с чемоданом в импортных наклейках сел в поезд, чтобы через двое суток быть в родной деревне и обняться со своими родственниками, познакомился он с веселым и пьяным попутчиком — Семой Мыльниковым. Четыре раза в день Сема брал у проводницы веник и совок, заходил в конец вагона, становился серьезным, деловитым и с заученным покрикиванием «Ноги!» подметал куме и проход. Пассажиры с удовольствием поднимали ноги, одобрительно поглядывали на добровольного помощника и отпускали в его адрес что-нибудь наподобие: «Вот ведь, мужчина, а мести не брезгует. Какой трудолюбивый!» Сема аккуратно махал веником, иногда журил за разбросанные бумажки неряшливых пассажиров, и те стыдливо молчали или обещали исправиться. Боба необычное поведение изумляло и озадачивало. Ему за три года службы пришлось поработать метлой и шваброй дай бог, и сейчас он ни за что бы не стал помогать толстой, мощной на вид проводнице. Ладно бы молоденькая… Причем проводница обращалась с Семой, как с невольником. Едва он приближался к служебному купе, как оттуда появлялась «эксплуататорша», давала Семе пустой мешок и приказывала:
— А теперь — бутылки!
И Сема торопился вдоль купе и собирал пустые бутылки. Заметил еще Боб, как Мыльников на станциях вытаскивал те самые мешки и оптом продавал свой позвякивающий груз каким-то хмурым помятым личностям с тележками. Наконец Боб не выдержал и поинтересовался у попутчика — что это у него такое странное занятие? Сема широко улыбнулся и сказал:
— Я ж с зимовки качу!
Боб ничего не понял и потребовал объяснений.
— Весна на дворе, не понял? Сезон начинается! Эх! Радость! — И странный попутчик чуть в пляс не бросился. А Боб еще пуще недоумевал:
— Ты что ж, от радости и метешь?
Сема склонился к самому уху недогадливого «дембеля» и прошептал:
— Заяц я, усек? Бесплатно еду.
— И поэтому мести нанялся? — Ну!
— И куда же ты без денег теперь едешь?
— Как куда? — удивился на этот раз попутчик. — Ведь сезон начинается!
Так толкового объяснения и не добился Боб у чудаковатого попутчика. Но вечером этого же дня Сема где-то хорошо «перехватил», пришел радостный, чрезвычайно бодрый и с ходу предложил:
— А хошь — вместе рванем? Чего тебе в твоей деревне? Тоска. А со мной мир посмотришь, а?
И стал возбужденный Сема расписывать перед Бобом все прелести жизни сезонника в геологоразведочных партиях. Такого наплел, что у доверчивого Борьки голова закружилась. Пока пьяненький попутчик вдохновенно махал руками и рисовал, какие там, в тайге, туманы да приключения, Боб видел себя этаким путешественником, бородатым первопроходцем. Будто стоит он на высоченной горе, а под ним реки, тайга, сопки загадочного Кряжа и будто суровый ветер бьет в широкую Борькину грудь, не хочет, чтобы покорял он дикие просторы. Потом представил Боб, как он получает в кассе огромные деньги, не сотни какие-нибудь — тысячи, и катит на всю зиму отдыхать куда захочет. Сидит в лучших ресторанах и заказывает целый вечер одну и ту же музыку, и все вынуждены слушать, поскольку платит он. И посылает в подарок шампанское за столик, где сидит какая-нибудь дама-принцесса, и она в ответ улыбается и подмигивает щедрому поклоннику. А потом Боб просто так, для потехи, покупает в зоопарке крокодила и выпускает его на многолюдном пляже искупаться. Крокодил купается и разгоняет пугливую толпу, и тогда Боб в свое удовольствие растягивается на песке, размером в гектар. И все его боятся, и все его уважают. А потом!..
Однако Борька прервал свои фантазии на этом, почесал узкую грудь и неожиданно спросил:
— Эге! А что ты зайцем едешь?
— А! — махнул рукой Сема. — Понятное дело, промотался!
Боб спустился на пол, попил воды и закурил. Тут же появилась проводница и рыкнула на Сему:
— Эй ты! Почему здесь раскуривают?
Сема виновато заерзал на своей багажной полке и выдавил непонятный звук-распоряжение, адресованное «дембелю». Борька спрятал сигарету в рукав и, когда «эксплуататорша» исчезла, сказал:
— Вот этого я не стерплю.
— Ничего! — взбодрился попутчик. — Это она со злости на меня. Пристала: женись на мне и все! Вишь, как женщины на нашего брата бросаются! А я в упор — не хочу!
— И с крокодилами ты загнул, — продолжал Боб. — Милиция вмиг сгонит. Меня до армии участковый в деревне всю дорогу за ухи трепал. Боюсь я ее.
— Значит, было за что, — определил Сема. — Набедокурил, значит. А у нас, брат, закон: порядок общественный не нарушать. Попал если уж в вытрезвитель — во всех бумажках тихонько расписался, заплатил штраф, поблагодарил за обслуживание и деру. Или уж пятнадцать суток заработал, так оттрудился честно и на свободу. А порядок нарушать не смей!
Боб про порядок опять ничего не понял и серьезно спросил:
— Жениться-то сезонникам можно? А то я после армии сразу жениться хотел.
Попутчик громко расхохотался, а когда успокоился, тоже серьезно ответил: