— И кем ты работаешь? — спросил милиционер.
— Кайлографом, — тускло отозвался Боб.
— Непонятно. Что за профессия?
— Есть такая, м… м… нелегальная, — нашел слово он.
— Так. Ясно, — хитро оказал милиционер. — А теперь поясни, где ты взял эти деньги? — и выложил перед Бобом кучу полусотенных, десяток, пятерок.
— Деньги? — постарался вспомнить Боб. — Не знаю… А! Это мои деньги. Я их заработал в тайге. Отдыхать еду. Прилетел недавно. Скоро улечу… потом опять прилечу…
— Хватит болтать, летчик, — оборвал его милиционер. — По делу отвечай, а то как раз улетишь в одно место…
— Ну правда, мои! — Боб пришел в себя окончательно. — А в чем дело? Я, может быть, общественный порядок нарушил? Не мог нарушить. Пьяный был, не отпираюсь, а порядка не нарушал. Не! Закон.
Милиционер отлучился звонить в кассу, где Боб получал вчера деньги, а обескураженный отдыхающий сидел на привинченном табурете, скреб макушку и горестно размышлял: «Как это я сюда попал? Где ж мужики подевались? А! Наверное, в других камерах сидят. Стоп. А вдруг я и правда порядок нарушил? Может, я женщину какую обидел?.. Ох! Хоть кого, но только не женщину!»
Вернулся милиционер и сказал, что с деньгами разобрались, но Бобу все равно полагается десять суток.
— За что?! — изумился он. Милиционер загибал пальцы и считал:
— Кричал в пельменной и выражался нецензурно в адрес города Красноярска…
— И за это — десять суток! — опешил Боб.
— Потом грозился взорвать все торговые точки и вообще весь город, — продолжал милиционер. — Затем говорил, что утопишь в бадье с водкой директора винзавода. Было?
— Не помню. А вообще бы утопил… — сказал Боб и потрогал ноющий затылок.
— Вот видишь, говорил, значит. А еще спрашиваешь — за что, — заключил милиционер и добавил: — жаль, что твои товарищи убежали…
Теперь Боба каждое утро выводили подметать широкие красноярские тротуары. Он со своей участью смирился и даже торжествовал: так и денежки целыми останутся. Все равно пропил бы или украли.
Однажды к Бобу подошел тот самый милиционер и спросил, как он поживает.
— А хорошо! — довольно улыбнулся Боб. — Трудовое воспитание, знаю-знаю. Вот кормят плохо, овсянка…
— Ты же привычный, — сказал милиционер. — Стерпишь. А торговые точки не собираешься больше взрывать?
— Не! Больше не хочу, — заулыбался Боб.
— А я бы взорвал, — серьезно сказал милиционер и ушел.
Срок подходил к концу, и хорошее настроение у Боба росло. Его отпустили в магазин, где он купил себе пару костюмов, пальто, в общем, оделся с ног до головы. И если бы не стрижка «под нуль», обязательная для суточников, Боб выглядел бы прилично. А так сшибал на только что освободившегося заключенного. В последний день к Борису снова подошел тот милиционер и протянул ему золотой ремешок от своей парадной фуражки.
— Носи, — сказал он, — да больше не попадайся.
— Нет! — поклялся Боб. — Пить бросил! Хватит. Так что не волнуйтесь.
С тем и покинул он «санаторий», как называли бичи милицию.
Средство передвижения Боб выбирал в зависимости от времени года. Осенью — только на самолетах, зимой — на поездах, ну а весной — на чем попало. После непредвиденной задержки на десять суток Боб катил в Красноярский аэропорт. Самолетный гул и вокзальная суета подействовали на него окрыляюще. Ему захотелось тут же покинуть ненавистный город, но когда Боб протолкался к кассе, где ему порядком помяли новое пальто и брюки, то обнаружилось, что сидеть в порту Бобу придется дня три-четыре. Его фамилию записали в какой-то драной тетради и сказали, что подходить и отмечаться надо через каждые два часа. Кто не отметился — автоматически из очереди выбыл. Боб сначала разозлился на такую дурацкую систему и хотел предложить свой способ записи в очередь, но гражданин в буром пальто и такой же папахе оглядел Боба и строго сказал:
— Вы получили свободу, так дорожите ею.