Узелки

Давайте договоримся сразу: в истории, которую я вам хочу рассказать, всего два действующих лица. Чтобы не осложнять никому жизнь, я не буду придумывать им дурацкие вымышленные имена, дабы подчеркнуть там что-то или облегчить читателю восприятие. И не воспользуюсь настоящими, потому что хочу, чтобы мой рассказ как можно меньше походил на быль. Такая вот у меня прихоть. Назову их просто Он и Она. «Он» и «Она» — это не так уж сложно, не правда ли? Ну вот и отлично.

Известно, что жизнь среднестатистического человека состоит из ряда дней (обычно их число лежит где-то в пределах от 20 000 до 27 000) и аналогичного количества ночей, плюс/минус одна. В один из таких — выдающихся — дней моей жизни, а точнее, в день 9761-й от рождества моего, я приехал в некое издательство и… Ещё у порога обнаружил, что единственный экземпляр рукописи моего нового сборника стихов, который был у меня с собой — иначе зачем бы мне катиться в издательство? — отсутствует. И мне совершенно нечего оставить на столе ожидающего от меня шедевров редактора. Сами понимаете, стихи, да ещё свои собственные, это не колбаса там какая-нибудь, их в круглосуточном магазине не купишь. Стихи писать надо. Вы, конечно, можете возмутиться: «Ты ж поэт, должен помнить, что пишешь!» Милые мои, поэта раздражает быть поэтом. Рукопись, клочок бумаги с текстом — для поэта это всё. Записанный стих — дикий своенравный зверь, пойманный в клетку. Это отрада и драма одновременно. А вы мне что предлагаете? Чтобы я представил, что все эти звери из последней рукописи вырвались, сбежали и разгуливают на свободе?.. Надеюсь, это была шутка. Да и вообще, запомните на случай, если среди ваших знакомых есть поэты: с ними не шутят на предмет их творений. В этом месте у них чувство юмора не просто редуцировано, а отсутствует по факту рождения поэтом. Шутка!

Вернёмся к повествованию, а то рассуждения о поэтах, рифмачах-эстетах и примкнувших могут увести меня далеко-далеко. А я, как и любой действительно поэт, точно знаю, что любая прозаическая история на тему «Он и Она» вам куда интереснее февральских чернил и плача на ту же тему.

Я, конечно, здорово расстроился, обнаружив внезапную пропажу. И утешался лишь мыслями о том, что, ну кому нужны стихи? Это не бумажник, набитый купюрами. Не документы, за которые солидное вознаграждение полагается, и не ключи от квартиры — машины. Но, с другой стороны, я был безутешен. Потому как именно ввиду этой своей очевиднейшей никомуненужности мои шедевры и могут оказаться на самом дне одного из мириад мусорных контейнеров нашего донельзя прозаического мегаполиса. Откуда невдолге прямиком поедут на городскую свалку, где мне их ни в жизнь не найти под тоннами и тоннами отходов самой что ни на есть реальной физиологической, а не какой-то там эфемерной умственно-душевной жизнедеятельности.

Я, кажется, немного сгущаю краски. Это неотъемлемое свойство поэзии. Что для прозаика: «Девушка, я вами крайне заинтересован», то для поэта: «Прости, не могу пропустить я и йоты тебя…» На самом же деле, как только я разместил — вот уж точно совершенно бесполезное дело — в газетах несколько объявлений о пропаже папки с рукописью, чувство выполненного долга перед беспризорными зверьками развеяло все мои печали по этому поводу. Я погрузился в пучину куда более насущных дел, далёких от бумагомарания вообще.

Несколько дней спустя телефонный звонок напомнил мне о случившемся и заставил радостно биться сердце. Звонил мужчина. Мы условились о встрече.

Моя благожелательность по отношению к этому невысокому смуглому человеку развеялась сразу, как только я узнал, что он вовсе не находил мои стихи. Поэтому вначале я пропустил его дальнейшие объяснения о том, что он, де, позвонил не забавы ради и не потому, что ему больше заняться нечем, а лишь затем, что точно знает, как мне помочь. Ему пришлось повторить это ещё пару раз, прежде чем я успокоился и проявил готовность выслушать подробности. Он извинился за то, что не сказал мне по телефону, что рукописи у него нет («Ещё нет!») и намеренно ввёл меня в заблуждение. Поступил он так для того, чтобы увидеться со мной лично и в беседе тет-а-тет иметь возможность убедить меня в том, что некоторые его довольно странные способности действительно помогут найти потерянное. Он сказал, что не будет вдаваться в подробности, и объяснил, что от меня потребуется лишь в условленное время погулять с ним по городу. Начать желательно с того места дня пропажи, которое я помню лучше всего — не важно, насколько далеко или близко оно от издательства и уж тем более от стихов. Например, со станции метрополитена, привлекшей моё внимание внезапно вспыхнувшей дракой, или с кафе, где была хорошенькая официантка. С импульсного места. Объяснения его были туманны и непонятны, но сумма оплаты услуг была небольшой, а день солнечный и настроение ленивое. Я предложил, если можно, начать сразу. Он согласился, и мы двинулись…

…В один из таких дней Он закрыл контору и вышел на улицу.