Узелок на память (Фельетоны)

…Да, что и говорить — фантазеры! Но Гарбуз и Поросенков — фантазеры относительно малого пошиба. Они ни в какое сравнение не идут с Евсеем Кругловым. У этого было бы чему поучиться даже гоголевскому фантазеру Манилову!

Каким ветром занесло Круглова в нашу свекловичную зону, ума не приложу. Сам он коренной житель города Чистополя. Одно время занимал пост начальника метеорологической станции — определял направление ветра, мерил температуру воздуха, словом, делал полезное дело. А последние два десятилетия Круглов много путешествовал.

С портфелем, разделанным под крокодиловую кожу, он зашел ко мне в самой середине зимы.

— Есть ли в вашей местности горы с вечными снегами? — задал Круглов вопрос, раскуривая трубку из карельской березы.

Я не сразу понял, чего хочет посетитель. Но он с серьезным видом повторил свой вопрос. Переведя взгляд с Круглова на окно, я ответил в том смысле, что в нашем степном краю гор в наличии не имеется, а посему и вечных снегов отродясь не бывало.

— Жаль! — с ноткой искреннего сожаления в голосе сказал Круглов. — Однако это — дело поправимое. Возьмемся с вами за степные снега́. Подчистую сгоним их с полей!

Я ущипнул себя за нос и убедился, что не сплю. Меж тем посетитель продолжал:

— Да будет вам известно, я задался целью расплавить полярные льды, сбить снеговые шапки с Казбека и Шат-горы, с Эльбруса и Памира, освободить Гренландию от доисторических ледниковых напластований!.. Но меня занимает также проблема снегосгона в степной части нашей планеты.

— Позвольте, — возразил я, — до сих пор мы ориентируем колхозников на снегозадержание… А вы вдруг надумали сгонять снег с полей!..

— Не делайте, товарищ Остапенко, преждевременных выводов! Я глубоко убежден, что моя идея борьбы со снегами захватит и увлечет вас.

— Чем же вы собираетесь растопить снега?

— А вот чем! — ткнул он указующим перстом в мою чернильницу. — Не удивляйтесь! Вы же знаете, что снег, окрашенный в черный цвет, интенсивнее поглощает солнечные лучи и быстрее тает. Если мы обольем черными чернилами тундру, Канин нос и Обскую губу, то через некоторое время вы сможете разбивать там чайные плантации.

— Да где же взять столько чернил? — полюбопытствовал я.

— Как где? Переключить на это дело химические заводы! А кроме того, чернила с успехом можно заменить дорожной пылью, золою, сажей, фуксином…

— Все это хорошо! Но какой смысл заниматься снегосгоном в степи?

— Большой смысл, товарищ Остапенко! Предположим, у вас снег сходит с полей пятого апреля, а мы сгоним его в феврале и проведем сверхранний сев!..

— Допустим, — примиренчески сказал я. — Ну а ежели по всходам ударят морозы?

— Отчего бы им ударять, коли снегу не будет!

Круглов открыл портфель и вынул пухлую кипу бумажек.

— Несмотря на неоспоримость моей идеи, я, товарищ Остапенко, в течение двадцати лет бьюсь, как рыба о льды Арктики. Воюю, доказываю, а воз и ныне там. Взгляните на эти бездушные ответы!

Я углубился в бумаги. Читал, надо сказать, не без интереса. Тут были рецензии на предложение Круглова, подписанные известными мне людьми: профессором Березиным, кандидатом сельскохозяйственных наук Устюжанским, профессором Берко-Бурковичем.

Их рецензии были составлены в туманных, обтекаемых выражениях. Трудно было понять, то ли они одобряют идею Круглова, то ли отвергают. Никто из рецензентов членораздельно не сказал этому умопомрачительному фантазеру: бред, невежество, шарлатанство! А сказать надо было!

Я с грустью подумал, сколько драгоценного времени отнял чистопольский Манилов у людей, занимающихся подлинной наукой и честным трудом!

…Где тысячи людей со светлыми мыслями и дерзанием творят большое дело, туда нет-нет да и примажется какой-нибудь пронырливый алхимик, вроде Гарбуза, Поросенкова или Круглова. Но такие пустомели, словно щепки в бурном потоке, — покружатся-покружатся в водовороте, мелькнут на волне, и глядь — выброшены на отмель.

Дама в жакете

Буренка Марта понуро опустила голову. Перед нею в разбитых яслях лежала сухая овсяная солома. На ее впалых боках заметно обозначились ребра. От звездочки на лбу и до хвоста она была перетянута ремнями, напоминающими шлею и чересседельник. Казалось, сними эту сбрую, и буренка рассыплется по частям…

Скрипнули ворота. В хлев вошли две молодые женщины: черноволосая, в модном жакете, и русая, в спецовке, с цибаркой в руке. За ними осторожно переступил порог старик в ермолке. Под мышкой у него была тренога, а за плечами — допотопный фотоаппарат, похожий на растянутую гармошку-тальянку.

— Полина, — обратилась дама в жакете к своей спутнице, — встань за перегородкой и плескай воду в ведре. Да так, чтобы позвонче булькало… А вы, гражданин фотограф, наводите на корову фокус…

Почуяв воду, буренка встрепенулась, заревела и начала бодать перегородку.

— Ловите момент! — властно сказала дама старику, накинувшему ермолку на объектив.

И когда корова по-лошадиному встала на дыбы, фотоаппарат щелкнул. Женщина в спецовке со вздохом молвила:

— Доколе ж корову мучить будем? Шутка сказать, четверо суток капли во рту не было!