Интернатовцы только пообедали, когда перед летней столовой, где на дороге еще блестели зеркальца воды, остановились две машины. Из одной вышел какой-то мужчина и направился в кабинет директрисы. Другую, грузовую, сразу же обступили любопытные: с машиной мог приехать в их летний лагерь чей-то родственник, машина привозила продукты и газеты, а также письма. Веня тоже побежала к машине вместе со всеми, хотя к ней никто не мог приехать, письма тоже никогда не приходили ни ей, ни Толику… Германа она увидела в тот момент, когда он, откинув намокший брезент, осторожно выбирался из кузова машины. Это был невысокий худощавый подросток в коричневой замшевой курточке и синих потрепанных, с какими-то заплатками брюках в обтяжку. Кто-то из девчонок даже хихикнул, показывая на эти черные кожаные заплатки. Мальчишеский голос — Веня узнала в нем Валеркин — отозвался из толпы:
— Весь в заплатках! Он что, сюда за подаянием приехал?
Подросток дружелюбно, но с легким оттенком превосходства заметил:
— Чудак ты, старик! Чтоб ты знал, Элвис Пресли в последний раз вышел на сцену именно так…
— Плевать я хотел… на твоего Тресли! — снова крикнул Валерка, но Герман упруго подошел к своему неожиданному противнику. Валерка стоял набычившись, кулаки его сжимались, готовясь к драке.
— А что тебе не нравится в моих джинсах?
Никто из интернатских тогда еще не знал этого слона «джинсы», поэтому Валерка тоже не понял вопроса.
— А вот как получишь, тогда сразу узнаешь, что мне нравится!
— Нет, ты скажи, — не отступал Герман. — Что тебе не нравится?
— Тебе родичи не могли собрать на брюки, когда ехал сюда?
Удар был запрещенным. Неизвестно, что привело новенького в интернат, может быть, родичей у него нет вообще. Но незнакомый парень улыбнулся и, несмотря на враждебность, с которой смотрел на него Валерка, стал объяснять ему, как маленькому:
— Знаешь, старик, молодежь многих стран теперь отказывается от красивых вещей. Она считает, например, что красивые, дорогие вещи только развращают, а нужно, чтобы вещь служила человеку… Мне нравится эта теория. А ты что, против?
— Вот чешет! — выкрикнул кто-то из ребят, и все рассмеялись. К машине тем временем торопливо подошла Антоля Ивановна, позвала с собой новенького, и Веня заметила, как заулыбались Яна и Стася: значит, новенький будет в их группе! Валерка тоже почему-то пошел за Ан-толей Ивановной и Германом; шел он как потерянный — наверное, сильно пленил его уверенный, спокойный Герман! В эту минуту Веню кольнула какая-то неясная догадка или предчувствие. И сразу вокруг опять потемнело, дождь с новой силой обрушился на землю, так что все сыпанули кто куда, и только она одна задержалась перед пустой машиной, под огромной черной тучей, окаймленной по краям зловещими желтыми завитками, похожей на огромную птицу, готовую вот-вот ринуться вниз. Она рванулась бежать, и дождь промочил ее уже на последних метрах у крыльца, промочил до нитки, так что до самого вечера она пролежала в постели, потому что никуда не хотелось идти в такой день.
И все же, проснувшись рано утром, она почувствовала, что все опять стало на свое место. Ну и что из того, что Валерка вчера не заглянул к ним после ужина, не принес обещанную книжку! Она вскочила, быстро натянула еще не совсем просохшее платье, крадучись выбралась из помещения.
Прояснившееся за ночь небо было на западе еще прозрачно-синим, лимонно-розовая заря густо пробивалась над лесом, и уже намечались над ней невидимые пока лучи, образуя нечто вроде веера, расходящегося по небу. Омытые вчерашним дождем деревья возле крыльца были густо-зеленого цвета, а сосенки затканы серебристо-жемчужной паутиной, которая кругами колыхалась между ветвями. Отовсюду — из недалекого леса, с луга, что начинался за рекой, веяло могучим дыханием зелени, что привольно растет себе под солнцем, не зажатая ни город-гной теснотой, ни наступлением химии.
Легко и хорошо было на душе у Вени, когда, зажав в руке белое вафельное полотенце и зеленую пластмассовую мыльницу с куском ярко-розового земляничного мыла, она пошла к речке.
Интернат был погружен в сон, только повариха у кухни ловко секла ножом овощи, плотно обвязав клетчатым фартуком необъятную талию. Время от времени она поднимала ногу и терла ею о другую — видно, мучили комары. Выбравшись через дыру в заборе, Веня вихрем понеслась по холодному еще песку, прыгая через узловатые светло-коричневые корни сосен.