Уж замуж невтерпеж

— Монета твоя не пропала, не бойся, у меня она спрятана, — зашептала Аггея. — Пафнутья, вон та бабулька вредная, спать уляжется, я тебе ее отдам.

Мне ничего не оставалось, как кивнуть. Да и не беспокоилась я о монете, зря что ли в поясе остальное запрятала.

Вроде недолог путь к костру в центре полукруга, но рассмотреть многое успела. Обоз из десяти повозок занял целый луг. Интересно, а это много или мало — десять повозок? Семь или восемь семейств устраивались на ночлег. Вместе с ними и та самая Пафнутья — сгорбленная, в серо-синих одеждах, нос крючком, а глаза так и рыщут: "Чтоб такое углядеть, да повредничать". На одной из повозок среди разбросанных вещей устроился парень с лютней — не то менестрель, не то трубадур (никогда не различала их), что-то наигрывая и напевая:

— И вызовет на поединок

Не боль, не месть и не молва

А только глупый звук единый —

Брошенные вскользь слова!

Похоже, все-таки менестрель: насколько я помню, героические сказания и баллады по их части. По моему мнению, не слишком слова попадают на мелодию, но тут дело вкуса, кому-то вообще нравятся частушечные кричалки. Хмурый мужчина средних лет — по выправке и отношению к оружию воин — сосредоточенно рубит сушняк: ровно, методично, без лишних движений. Кучка детей затеяла игру в салки, шныряя между повозками, в ожидании ужина. Две старших девочки и трое парней помогали родителям в обустройстве ночлега и приготовлении ужина. Без лишней спешки, выверенными движениями каждый занимался своим, но и в тоже время общим делом. Сколько ж дней они путешествуют вместе, что успели так сработаться?

— Эредет, нам туда, — потянула меня за руку Аггея к костру.

Что, опять готовить? Нет, я конечно не против, благо практика солидная (угу, на стоянках с Фларимоном и ужин у разбойников — солидно, ничего не скажешь), но после каждого раза обязательно что-нибудь случалось! Готовить меня никто не заставлял, только к роли помощника припрягли. Давая мелкие поручения, Аггея попутно знакомила с окружающими:

— Это Вусала — рукодельница отменная, там сестры Дырдь и Дырея. Лук помыть надо. Вот Онежка — говорят, хорошо по руке гадает. Да, соль в том сером мешочке на третьей повозке. Там Мара возится, это…

Увы, всех с одного раза я не запомню, наверное… В отличие от меня, им только одно имя новое усвоить надо.

— Эредет, а муж твой где? — самой глазастой оказалась Килина.

А я то надеялась, что кольцо не заметят. Размечталась!

— Я… ну… нету его, — только и смогла глухо пробормотать.

Глаза защипало. Ну, уж нет, не буду плакать! Хватит!

— Ох, — дружно выдохнули собравшиеся женщины.

— Что ж родственники то его тебя отпустили одну? — полувозмущенно-полусочувственно выдала Патыма.

— Они… не… я им не нужна… — рассказывать об истинных отношениях с Хафелой и иже с нею не буду, тем более, суть этих самых отношений уже выдала.

— О-ох… — еще один дружный вздох.

— Теперь-то ты куда? — спросила Кирша.

— В Мальбург…

— И то верно, в городе все легче устроиться, работы больше, но жилье дороже, — ну, наседки точь-в-точь заквохтали.

Они бы еще неизвестно сколько так охали-ахали, рассуждая о нравах, моих действиях и прочем, но оголодавшее детское и мужское население собралось вокруг костра и потребовало кормежки.

Немудреная пища — похлебка, да картошка печеная — не мешала вести разговоры. Я, конечно, могу и ошибаться, но по обрывкам фраз, долетающих до моего укромного места близ одной из повозок (у костра жарковато, да и неловко как-то — не знаю я этих добрых людей, получается, навязываюсь), выходило, что говорят обо мне, а точнее о моей горькой судьбинушке. К концу трапезы мою историю знали все. Женщины сочувственно шмыгали носами, утирая концами платков глаза: бедная сиротка, молодая, да вдовая, а теперь еще и родственники мужнины выгнали. Когда ужин закончился, и всяк стал заниматься чем душе угодно, старшие женщины собрались в кружок у костра, и жена Головани запела сильным, но уж больно тоскливым голосом:

— Ой, да ива-иву-ушка,

Ветви по воде плывут… ох

Ой, да ты моя кручину-ушка,

Слезы по щекам текут… ох

Вслед за ней подтянулись и остальные:

— Ой, да ива-иву-ушка,

Млады листья оборвут… ох

Ой, да ты моя кручину-ушка,

Завтра замуж отдадут… ох

Ой, да ива-иву-ушка,

Ветер косы растрепат… ох

Ой, да ты моя кручину-ушка,

Счастья боле не видат… ох

Мда, если это они обо мне, то я себе не завидую. Впрочем, что мне завидовать? Одна, среди чужих людей, незнамо где… Счастливица, да и только.