Уж замуж невтерпеж

Я пошла спать, твердо решив, что завтра с утра я позвоню Зое Артуровне и откажусь от самого большого, самого лучшего, и самого дорогого щенка в мире. Только я закрыла глаза и провалилась в сон, раздался звонок в дверь. Я подождала в тщетной надежде, что дверь откроет Вадик. Но Вадик никогда не открывал дверь. Я натянула халат и с закрытыми глазами пошла к непрошенным гостям.

– Лора! – Я разлепила веки и с плохим изображением от помутненного сознания увидела соседку Людку. – Держи!

Она протянула мне черную, вонючую сковородку.

– Ее пожарные выбросили. Отмой, чугун все-таки, это тебе не тефлон сраный! Вечная вещь.

Я взяла сковородку и пошла с ней спать. Если я положу ее под подушку, то третий раз ее уже никто не притащит в дом.

* * *

И мне приснился сон. Цветной, с хорошим звуком.

– Лорка, ты молодец! – сказала мама, вешая шторы.

Она обернулась, у нее был длинный, с горбинкой нос, широкие плечи, мужской голос и дурацкий хвост. Это была не мама.

– Зачем ты вешаешь шторы? – спросила я не маму.

– Кто-то же должен их повесить, – ответил хвостатый.

– А почему вы лезете в мою жизнь?

– Лезу? – удивился он. – Да нет, это вы лезете в мою!

– Я? – заорала я. – Ты даришь моему ребенку сучку за тысячу баксов, вешаешь шторы в моем доме, а я – лезу в твою жизнь?!!

– Лезешь. У меня совещание, а я вешаю дурацкие шторы. Мужика-то нет в этом доме! – он засмеялся и спрыгнул с подоконника. Потом помолчал и сказал жестко, с нажимом:

– Собаку твоему ребенку я подарил, чтобы ты поучилась радоваться. Ты не умеешь. Даже Ива умеет, а ты не умеешь! Ты трусливая, слабая дура.

– Дура?

– Дура.

– Тогда гони коляску для Ивы, мне на нее пахать и пахать.

– Ей не нужна коляска, ей нужна шуба, – сказал он и пропал. Я не успела ему сказать, что мне не помешают новые сапоги. На шпильке, с острым носком, как у Сорокиной.

* * *

Утром в агентстве на меня все как-то странно смотрели. Все – Толик, Деля, Жанна с Сорокиной, и даже начальник отдела связей со СМИ. Я осмотрела свою одежду, но ничего подозрительного не обнаружила: «скромненько, но чистенько». Порассматривала физиономию в зеркале – ни рогов, ни усов. Почему-то Деля, здороваясь со мной, сказала:

– Здравствуйте, Лора Васильевна!

Я обиделась, потому что никто никогда не называл меня по отчеству, даже в институте. Добил меня Толик.

– Лора Васильевна, – чуть не с поклоном сказал он, – вас Андрон Александрович просит зайти к себе в кабинет.

На меня напала нервная икота. Скорее всего, будет разбор вчерашних полетов в оркестровую яму, но при чем тут я?!..

Андрон сидел в кресле, в ногах у него стояла бутылка с безумно сиреневым ликером. Только ликеры бывают таких неестественно красивых цветов. «Разве мужики пьют ликеры?», – подумала я, но вспомнила, что Андрон не так, чтобы мужик.

– Как это вам удалось? – мягко и доброжелательно воскликнул Андрон.

– Это не совсем только я, – залепетала я. – Сорокина как грохнулась в барабаны, так все наперекосяк.

– Да при чем здесь барабаны, говорят, это вы все придумали! – вкрадчиво сказал Андрон.

– Я?!!

– Не скромничайте! Откуда вы знали, кому нужно отдать главный приз? У вас была информация, что его дочь в зале?

– Информация?

– Не хотите говорить, – грустно вздохнул он, и потихоньку отхлебнул из бутылки. – Ну и пусть, пусть это будет вашей маленькой тайной.

– Тайной?

– Все равно спасибо, Лора Васильевна! У нашего агентства еще никогда не было клиента такого уровня, такого масштаба!

– Не было?! – обалдела я.

– Нет.

Он подскочил, и плавный как тигр заходил от окна к двери.

– Девочке понравилось представление! Она смеялась до слез. Няня сказала, что несколько грубо, такой тупой американский юмор, но ребенок давно так не смеялся, так не хохотал!

– Это Сорокина в своем презервативе...

– При чем здесь Сорокина? Победа в конкурсе и главный приз произвели на девочку такое впечатление, что она все уши папе прожужжала.

– А как же госпожа Булгакова, не обиделась?

– Обиделась? Она получила огромный новогодний заказ на партию новых конфет «Белая ночь»! Она руки мне сегодня утром целовала, ликер вот подарила...

– Это все Сорокина, она в барабаны упала!

– При чем тут Сорокина? Теперь у нас много работы, и конечно, самая главная – вам! И другие деньги! Другие деньги!

– Валяйте, – вдруг фамильярно ляпнула я.

– Значит так, ваш Балашов хочет, чтобы мы...

– Мой?

– Ваш, не скромничайте. Это уже всем известно!

– Мне не очень, – пробормотала я.

– Ой, у вас так мило все получается! Ходите, дурачитесь, пальмы моете...

– Да, я такая, – сказала я потому, что нечего было сказать.

– Я распорядился, вам приготовили отдельный кабинет. Идите, устраивайтесь на новом месте. Комната 204. Там зеркало, компьютер. Там пальма, наконец, вы их любите. В два совещание, ждем вас, обсудим план дальнейшей работы.

– А там пропылесосили?

Он потрогал свой чубчик, хлебнул ликер и плавно сел в кресло.

– Конечно! Ира знает свою работу. Но если вам не нравится качество уборки, я ее уволю!

– Что вы! – испугалась я, – Я пошутила, я всегда шучу!

– Ой, вы такая милая! – он заискивающе засмеялся.