Уж замуж невтерпеж

Я проморгала тот момент, когда Виль очнулся и подмял под себя полувырубившегося Балашова. Я проморгала этот момент, и когда посмотрела на схватку, Виль сидел сверху, занеся для удара руку с тяжелым орлом. Этот удар должен был стать для Балашова последним. Жаль, что я перепутала пистолет. У меня бы хватило духу разрядить его весь в эту свою патлатую мечту из «вещего» сна. Тут я вспомнила Вадика, вспомнила сковородку, и в свой удар по длиннохвостому черепу вложила все отчаяние беспомощной, очень уставшей женщины.

И Балашов, и Виль получили по голове одновременно. Результатом стали два распростертых тела у моих ног. Но все-таки Виль ударил не в полную силу.

Я забыла, где надо искать пульс, расслабила у Балашова галстук, расстегнула на груди рубашку, потом расстегнула ремень и зачем-то ширинку, потом вспомнила – шея! – нащупала там сильные, ровные толчки – жив! Алевтина Израилевна открыла в кресле глаза, мутно на меня посмотрела, и спросив: «Хто вы, и шо вы твогите?!» снова лишилась чувств.

– Балашов, миленький, вставай! Ты же учил – никогда не сдавайся!

Балашов промычал что-то, по-моему – на французском, он все-таки «улетел» в Париж.

– Ярик! – заплакала я.

– Я не Ярик! – отчетливо и по-русски произнес Балашов. – Я Я-Я-Ярослав!

– Балашов, давай, помоги мне упаковать это тело, с твоей головой мы потом разберемся!

– Потом, – кивнул Балашов, и пристав на локтях, сел на полу. – Как я его! – восхитился собой Балашов, глядя на бездыханного Виля.

– Это не ты! – напомнила я. – Это я!

– Живой, – сообщил Балашов, держа Виля за запястье. Он все-таки научился за эту ночь быстро и безошибочно нащупывать пульс.

– Жаль! – буркнула я, и теперь уже Балашову приказала: «Веревку!»

Балашов, схватившись за голову, жалобно попросил:

– Посмотри, пожалуйста, в столе капроновый шнур, я перевязывал им книги, которые сюда привозил. Голова кружится, и тошнит, – пожаловался он, и добавил, тревожно оглядывая кабинет, – Где Эля?!

– Убежала за Кирой. Кира утащила бумагу, которую ты протянул.

Балашов снова схватился за голову, закрыл глаза и сказал:

– Это фрикция.

– Фикция, – поправила я, – фикция, Балашов. Это не та бумага, которая им нужна.

– Я и говорю!

В сейфе я действительно нашла капроновый шнур, и Балашов, полусидя, стал стягивать Вилю руки. Стягивал он неуверенно и неумело, я пару раз вмешалась в процесс, припомнив все навыки упаковки вещей при переезде и хитрости в завязывании узлов.

– Готово, – вздохнул Балашов и снова схватился за голову.

Виль открыл глаза и уставился на нас жесткими, стальными глазами.

– Твоя взяла, толстый, – с усмешкой сказал он. – Надо же, твоя взяла! И что ты будешь дальше делать? – На затылке у него росла и набухала большая лиловая шишка.

– Без органов тут никак, – попытался усмехнуться Балашов, но получилось неубедительно.

– Ну, валяй, – хмыкнул длиннохвостый. – Звони в ментовку! И почему ты до сих пор этого не сделал?

– Звони, – сказал мне Балашов и кивнул на стол, где стоял огромный телефонный аппарат, стилизованный под старину. Единственная стильная вещица в этом доме, подумала я, вставляя трясущиеся пальцы в тесные дырочки с надписью «0» и «2». Понеслись гудки, но трубку на том конце никто и не думал снимать.

– Что, не отвечают? – заржал Виль. – Новый год – лучший праздник! Можно без помех провернуть самую дьявольскую работу! – Он вдруг легко вскочил на ноги, пронесся мимо нас и выскочил в открытую дверь кабинета.

– Мы забыли связать ему ноги! – заорала я в трубку, где, наконец, раздалось сонно-пьяное «дежурная слушает!»

Балашов подлетел с пола, будто его подкинуло на батуте. Он сделал два решительных скачка в сторону двери, но с него вдруг упали штаны, он запутался в них, с горестным изумлением рассматривая себя ниже пояса. Он упал, произнеся бранное слово, единственно возможное для мужика, внезапно оставшегося без штанов.

– Я забыла застегнуть тебе брюки! – в ужасе крикнула я в трубку. Там пьяно хихикнули и нажали отбой.

– Хагаул! – приоткрыла глаза балашовская теща.

– Не волнуйтесь так, Ангелина Израилевна, – успел успокоить ее Балашов и, ловко перепрыгнув через штаны, понесся по коридору, мелькая объемными трусиками в синий горошек.

Я побежала за ним.

* * *

Я побежала за ним, хотя больше всего на свете мне надоело за ним бегать. Крупный синий горох отчетливо маячил впереди, не давая мне сбиться с пути. Добежав до лестницы, Балашов в растерянности остановился.

– Папа, там, – прозвенел откуда-то Элин голосок. Она спряталась под лестницей, где был вход в подвал, и показала маленькой ручкой в направлении зимнего сада. Балашов побежал к огромной стеклянной двери. За ней мощные лампы дневного света освещали просторное помещение со стеклянными стенами и потолком. Несколько чахлых пальм и нечто вроде хилых лиан – все, что давало стеклянному коробу право называться садом. Посредине короба виднелся бетонный котлован, необычайно большой и глубокий. Наверное, это был недостроенный бассейн для Эли.