Пятого я вышла на работу. Я безбожно проспала, разбудил меня звонок в дверь. Мне под расписку вручили повестку, в которой говорилось, что завтра я должна явиться на допрос к следователю в качестве свидетеля по делу тройного убийства в доме Балашова Я.А.
На кухне маялся небритый Вадик. Он рассматривал полку, на которой стояли банки со специями.
– Разве ты не работаешь? – поинтересовалась я, разглядывая его осунувшуюся физиономию. – Ты же устроился! Сторожем! На склад!
– Понимаешь, Лорик, – замямлил он, распространяя отвратный перегар, – это пафосная работа!
– Сторож?!!
– Ну да. Там нужно знание складского учета.
– Сторожу?
– Эх, Лорик! Сейчас даже уборщице нужна высшая математика! Пафосные люди! Пафосный склад! Мизерные деньги!
– Да, времена бандитов и лоботрясов проходят.
– Что, Лорик?
В агентстве на меня все как-то странно смотрели. Даже Ирина. Даже рыбы в аквариуме.
– Привет, Киселева! – весело поздоровалась со мной Деля. Она была свежа, бодра, подтянута, и смотрела на мир поверх новой серебристой оправы.
Я нырнула в свой кабинет. Пальмы в нем не было, зеркало исчезло, зато появились два новых рабочих стола. Прибежал Толик, швырнул мне на стол пачку бумаг, деловито сказал:
– Посмотри, Киселева, это сценарий презентации кампании, торгующей оргтехникой.
Я взяла бумаги и поинтересовалась:
– Мне нужно изображать на сцене копир?
– Что ты, – всерьез успокоил Толик, скользнув взглядом по Кириным бриллиантам, – всего лишь разнести шампанское гостям в костюме официантки.
Я усмехнулась. Моим привилегиям в агентстве пришел конец. Интересно, почему? Что растрезвонили местные новости? Что Балашов нищий? Что он уехал из страны? Или, что быстро и счастливо женился?
Я уронила голову на сценарий и залила его слезами. Слава богу, что мой телевизор сгорел!
Зря я разрыдалась, потому что как только я раскисла, в кабинет ввалились Сорокина и Жанна. У них был вид женщин, получивших от праздников все, чего они хотели – немного помятый, но очень довольный.
– Привет, – проблеяла Жанна. – Мы снова вместе?
Сорокина ничего не сказала. Усевшись за стол, она уставилась на мои кольца. Я подтянула ноги в драных сапогах поглубже под стул.
– Черт, – пробормотала я, протирая зареванные глаза, – аллергия замучила на ... олигархов.
Девицы выпучили на меня глаза, став похожими словно двойняшки.
Я взяла телефонную трубку и набрала номер Зои Артуровны.
– Зоя Артуровна, это Лора. Я беру того щенка, все-таки беру! Штука баксов – не деньги за такую собаку! Скажите, куда мне подъехать вечером?
– Лорочка, – расстроено протянула Зоя, и я поняла, что ничего хорошего она мне не скажет. – Лорочка, очень жаль, но вы опоздали! Вчера вечером продали последнего щеночка!
– Может, девочки еще остались? – прошептала я. – Девочки всегда остаются.
– Нет, – убитым голосом сказала Зоя. – Последнюю девочку вчера и забрали. Лорочка, а хотите тойчика, он очень мало кушает, мастиф – собака для очень состоятельных...
Я бросила трубку, на мокрый сценарий хлынули новые слезы. Жанна с Сорокиной синхронно опустили глаза, сделав вид, что читают свои экземпляры сценария.
Днем в коридоре мне повстречался плавный Андрон.
– Киселева, – с кислой миной сказал он, – верните костюм в гримерную. И босоножки.
Я с ужасом вспомнила, что жуткие перья с бубенчиками я оставила в Кириной спальне.
– Андрон Александрович, – взяв себя в руки, ответила я, – вы же в общих чертах знаете, что произошло. Не думаете же вы, что я всю ночь пробегала в бубенцах?! Костюм остался в спальне у Балашова. Спальня опечатана...
Вскользь глянув на мои кольца, Андрон кивнул и, не дослушав, пошел в свой кабинет, женственно виляя бедрами. По-моему, он точно не знает, как ему себя со мной вести. Пальму распорядился вынести, девок подселил, на совещание начальников отделов вряд ли теперь позовет, и внеурочный конвертик с деньгами мне больше не подсунут в бухгалтерии. Но откровенно хамить он мне не рискует. Хотя, чувствуется, очень хочет.
Я не в фаворе. Интересно, что наболтали в местных новостях? Жаль, что у меня сгорел телевизор. Навстречу мне прошел любвеобильный начальник отдела связи со СМИ, он заговорщицки подмигнул мне. Кажется, он не против поближе пообщаться с бывшей любовницей «самого Балашова».
Когда я зашла в буфет перекусить, все замолчали. Даже кассирша, забыв, что выбивает чек, замерла, приоткрыв плохо накрашенный рот. Мне начинало это надоедать. Решив поставить всех в неудобное положение, я раскланялась, словно вышла на сцену. Все отвернулись, попрятали глаза, кассирша вспомнила про чек, а я, как говорит Эля, « почувствовала себя полной дурочкой».
Заполнив поднос, я увидела Делю за самым дальним столиком. Из всех окружавших меня в агентстве людей, Деля казалась мне самой вменяемой и самой... порядочной, если, конечно, еще существует такой критерий оценки людей. Я направилась к ней. Деля меня не сразу заметила, она зачем-то нагнулась под стол, а когда разогнулась, то руки и блузка ее были ... в крови. От ужаса я открыла рот, но Деля быстро сказала: