Уж замуж невтерпеж (СИ)

— Да кто ж платит целую золотую монету за несколько дней пути?! — всплеснула руками женщина, от удивления повысив голос.

По счастью никто не проснулся, а часовой был от нас далеко. Только Пафнутья, словно носом почуяла, завертелась на своей лежанке, но вскоре и она успокоилась, мерно захрапев.

— С ума сошла, девонька! — шепотом возмутилась Аггея. — На что ты жить будешь? Возьми монету!

— Аггея… я… это бруйсьский золотой, старенький правда, но уж какой есть. За него вам в любом месте не меньше пятидесяти бруйсьских серебряных или сорока фелитийских серебряников дадут. Поверьте на слово, я… от родителей об этом слышала. А мне… они…

— Нужны! Ведь даже за вход в город плату берут! И не спорь!

— А… сколько за вход берут?

— Ну… не то пять, не то семь медяников. Мужики как-то говорили, когда ярмонку тамошнюю обсуждали.

Хм, размер платы, наверное, зависит от дня — ярмарка или будний день, да и от внешнего вида входящего. Ну, по моему внешнему виду больше двух медяников не возьмут, да и их много. И это после всех стараний, как моих, так и Вусалы! Мда, тряпье оно и есть тряпье! Да другого пока нет.

— Аггея, а вы… дайте мне с десяток медяников, а себе оставьте золотой! На вход мне хватит, а дальше… Хочу начать все с нового листа, знать судьба у меня такая!

Всевышний, что я несу? У меня же полный пояс золота. Но не могу я рассказать о нем. Не потому, что делиться не хочу — не надо им знать, что я пиктоли. Хватит и тех, кто уже в курсе.

Мы еще полночи спорили таким вот образом с женой Головани, но мне удалось выиграть спор. Махнув на меня рукой и бормоча что-то о безголовых девках, выскакивающих по молодости замуж, а потом еще во всякие глупости ввязывающихся, Аггея уползла на свое место. Рано утром, когда только-только объявили подъем, она вручила мне десять медяников, как я и просила. Было немного горько, сама не знаю от чего, и смешно — разменять один золотой на десять медяников. Хватит, я сама так решила, сама и разбираться буду с последствиями (а куда ж от них деться?).

Остановившись у развилки, Голованя спрыгнул с первой повозки, подошел и помог спуститься мне, хотя сложностей со сходом у меня не было, но… Закинув на плечо привычную юбку-суму, на сей раз полную еды — Аггея натолкала туда каравай, вяленого мяса, сушеных яблок и груш (за это ей поясной поклон, не меньше!), да полную флягу воды (новую, а не ту, что у меня была), я сделала пару шагов в сторону шильды с выведенной большими буквами надписью «Мальбург». Потом остановилась и повернулась в сторону обоза. Все как будто ждали чего-то. Вспомнив, как староста Солонцов кланялся папа, когда приходил его просить о чем-то значительном, я согнулась в пояс, выпрямилась и, вытирая нежданно набежавшие слезы, громко (насколько смогла) выдала:

— Доброго пути, скатертью дорога!

— И тебе! — отозвался дружный хор голосов. — И тебе…

Обоз неторопливо покатил дальше. Словно прощаясь, с первой повозки донеслась песня. Тонкий детский голос несмело выводил мелодию:

— Всевышний дал мне путь

И должен я его пройти-и-и.

К нему присоединился густой мужской бас:

— Пусть будет радость, будет грусть.

Сумею все перенести-и-и.

Доброго пути, вам, странники, ищущие лучшей доли. А мой путь лежит в Мальбург, до которого, судя по указателю, осталась пара лиг.

Глава 3