Ужас Данвича

С западной стороны склон также круто шел вниз – к старой Городской улице, которую основатели города проложили вдоль берега в 1636 году. Здесь было без числа проулков с покосившимися ветхими домишками немыслимой старины, но, несмотря на всю свою тягу к ним, мальчик не скоро осмелился углубиться в них из опасения, как бы они не развеялись как сон или не обернулись вратами в мир неведомых кошмаров. Он предпочел сначала пойти по Бенефит-стрит мимо железной ограды, прятавшей за собой двор церкви Святого Иоанна, мимо дома, в котором в 1761 году находилось Управление колониями, и полуразвалившегося постоялого двора «Золотой мяч», где когда-то останавливался Вашингтон. Помедлив на Митинг-стрит, бывшей Гаол-лейн, а потом Кинг-стрит, он посмотрел вверх и увидел с восточной стороны арку с лестницей, облегчавшей путь вверх и вниз, а потом посмотрел вниз и с западной стороны увидел старую кирпичную школу, которая почтительно взирала на старинное здание с доской на стене, на которой была изображена голова Шекспира. Здесь до Революции печатались «Провиденс газетт» и «Кантри джорнал». Рядом расположилась красавица – первая баптистская церковь, построенная в 1775 году, с несравненной колокольней Гиббса, с кровлей и куполами в георгианском стиле.

К югу дома были получше, а чуть подальше сохранилось даже несколько великолепных старинных особняков, однако и отсюда тропинки вели вниз на западную сторону, где стояли едва ли не призрачные дома с архаичными остроконечными крышами, доживавшие свой век возле старого всезнающего порта, который еще помнил славные вест-индские денечки среди многоязычного порока и нищеты, гниющих верфей и подслеповатых корабельных фонарей, улочек и переулков с сохранившимися названиями: Добыча, Слиток, Золото, Серебро, Монета, Дублон, Соверен, Гульден, Доллар, Грош и Цент.

Становясь сильнее и азартнее, юный Вард иногда осмеливался спуститься в эту мешанину ветхих домов, разбитых окон, покореженных лестниц, сломанных ограждений, загорелых лиц и безымянных запахов, пройтись от Саут-мэйн до Саут-уотер в поисках причалов, где еще стояли спущенные на воду пароходы, а потом понизу возвратиться на север мимо складов с островерхими крышами, построенных в 1816 году, и большой площади возле Великого моста, где еще крепко стоит крытый рынок, построенный в 1773 году. На площади он обычно останавливался, чтобы впитать в себя немыслимую красоту старого города, уходящего на восточной стороне в заоблачную высь, украшенного георгианскими шпилями и увенчанного огромным новым куполом дома Христианской науки, как Лондон увенчан куполом собора Святого Павла. Больше всего ему нравилось приходить сюда в конце дня, когда косые лучи солнца золотили крыши и рынка, и древних домов, и стройные колокольни и тайна преображала сонные причалы, где когда-то становились на якорь корабли, ходившие из Провиденса в Индию. Юный Вард долго не мог оторвать от всего этого взор, пока он не затуманивался слезами поэтической любви к здешним местам, и тогда он отправлялся в сумерках домой – мимо старой белой церкви, по узким крутым улочкам, по обеим сторонам которых зажигались желтые огни в маленьких окошках над двумя маршами лестниц с необычными коваными перилами.

Повзрослев еще больше, он ощутил вкус к ярким контрастам и, например, половину прогулки посвящал колониальным кварталам к северо-западу от своего дома, где холм круто обрывается вниз к чему-то вроде уступа Стэмперс-Хилл с его гетто и негритянским кварталом, окружившим то место, откуда до Революции отправлялись в Бостон почтовые дилижансы, а другую половину – великолепной южной части города, где находятся улицы Джордж, Беневолент, Рауэр, Уильямс и где сохранились неизменными роскошные особняки, огороженные парки и крутая зеленая дорога, с которой связано множество сладостных воспоминаний. Эти скитания вместе с усердными архивными изысканиями, естественно, подарили Чарльзу Варду блестящее знание старины, в конце концов вытеснившее из его головы современный мир и подготовившее богатую почву, в которую роковой зимой 1919/20 года упали семена, давшие столь диковинные и чудовищные плоды.

Доктор Виллетт уверен, что до той злополучной зимы увлечение Чарльза Варда не таило в себе никакой угрозы. Кладбища не представляли для него особого интереса, кроме эстетического и исторического, и в его характере не было ничего похожего на влечение к насилию. Но именно тогда, правда очень постепенно, начали проявляться необычные последствия одного из его генеалогических открытий, сделанного годом раньше, когда он отыскал среди своих давних предков по материнской линии некоего Джозефа Карвена, который приехал из Салема в марте 1692 года и о котором ходило множество самых фантастических слухов.