Матьесон не привык к ее манере общаться. Судя по выражению его лица, он до конца не понял, шутит она или нет. Броня ее была заляпана слизью полипов, руки покрывали синяки и ссадины, и она была уверена, что от нее за версту воняет дымом, псиной и порохом. Губы Матьесона медленно растянулись в улыбке.
— Он там с Треску и Майклсоном.
— Триумвират.
— Почему вы так говорите?
— Потому что их трое, сэр.
— Я хочу сказать… ничего, не важно. А куда вы сейчас?
— В сержантскую столовую. Если, конечно, у вас нет для меня нового задания.
— Нет, идите добудьте себе кофе и примите душ. Майор Рейд еще не вернулся, так что пока никому не нужна лишняя пара рук.
Столовая — два помещения в цокольном этаже, одно из которых когда-то служило ледником, — пустовала, и никакого кофе там, конечно, не нашлось. Берни налила себе стакан рома, который местные изготавливали из сахарной свеклы, и устроилась у бара, опершись подбородком на руку. Через какое-то время она услышала стук ботинок Хоффмана, как всегда торопливый, и задумалась о том, как начать разговор.
Прежде чем заговорить, он смотрел на нее несколько секунд.
— Черт, женщина, ты похожа на ожившего мертвеца.
— Ты всегда умел сделать девушке комплимент, Вик.
Он похлопал Берни по спине, смущенно, как обычно, затем поддался эмоциям и обнял ее. Однако в этом отчаянном объятии не было страсти. Казалось, он уже не ожидал увидеть ее в живых.
— Ну что опять случилось?
Он попытался изобразить смешок — совершенно не похоже на Хоффмана:
— Разве тебе нужно что-то объяснять?
— Скажи мне, что ты не пристрелил Прескотта.
Она шутила — по крайней мере пыталась.
— Послушай, мне нужно тебе кое-что показать, — начал Хоффман. — Больше я ни с кем не могу обсудить эту вещь.
— Ты меня пугаешь, Вик.
Хоффман сел на табурет рядом с ней и вытащил из-под брони какой-то предмет. Это был компьютерный диск. Он протянул ей диск, зажав между указательным и средним пальцами, как сигарету.
— Как ты думаешь, что это такое?
— Судя по твоему лицу, не таблицы с нашим жалованьем.
— Я понятия не имею, что на этом чертовом диске. Я знаю только, что он зашифрован, компьютеры КОГ не могут его прочесть, и Прескотт не хотел, чтобы я его видел.
— Где ты его взял?
— Я взломал его письменный стол.
— Ничего себе! Честный, благородный Вик опускается до уровня грешного человечества.
— Что там может быть такого секретного, о чем он не говорит мне, хотя мы уже третий раз идем ко дну?
— Он из тех людей, которые считают, что сегодняшняя дата — это секретная информация. Там может быть все, что угодно.
Хоффман уставился на диск с таким видом, словно собирался прожечь его взглядом:
— Мне очень нужно узнать, что там содержится.
— Так спроси его. Ну, давай выясни с ним отношения раз и навсегда. Я тебя поддержу. Уверена на все сто, что Маркус тоже поддержит.
— У меня был такой шанс. — Хоффман забарабанил пальцами по столешнице. — И я его упустил.
Хоффман положил руки на стойку и на несколько секунд уронил на них голову. Он редко поддавался слабости, редко позволял себе демонстрировать усталость, уязвимость. Берни попыталась придумать, что бы такого мог затевать Прескотт. В мире не осталось секретов, которые стоило бы хранить, — хотя, возможно, Председатель обнаружил тайные запасы кофе и вознамерился приберечь их для себя. Все вещи, о которых раньше так волновалось правительство, давно потеряли всякое значение.
— Отдай его Блондину, — посоветовала она. Она терпеть не могла видеть Хоффмана в таком состоянии. — Он в два счета это раскусит. Однако спроси себя, что ты будешь делать, когда раскроешь свою тайну. Может, тебе совсем не захочется это знать.
— Возможно, я в своей жизни мало чего достиг, но я хотя бы умею выбирать разумных женщин.
— Теперь и Берни сгодится, да? — вырвалось у нее, прежде чем она успела обдумать свои слова. Однако она хотела, чтобы он понял, какую боль причинил ей тогда, много лет назад, и что если она и простила, то все-таки не забыла его поступок. — На безрыбье и рак рыба?
— Послушай, я понимаю, что повел себя тогда не лучшим образом. Но я повзрослел с тех пор. Мне очень жаль, что так вышло.
— Нам с тобой по
Берни готова была проявить терпение и сочувствие. Она бы вытащила из него эту историю по строчке, но после того, как их перебивали и отвлекали столько раз за последнюю неделю, она уже решила, что ей не суждено узнать правду. Сейчас лучшей тактикой было его раздразнить.
— Нет. Нет, ждать не нужно. — Хоффман протянул руку к ее стакану, и она подумала, что он собирается допить остатки, но вместо этого он отодвинул ром в дальний конец стойки. — Давай покончим с этим прямо сейчас. Я расскажу все, до последнего слова.
Определенно, это был день истины.