Ужас на кладбище

Друзья и соседи покойного потянулись медленной вереницей мимо гроба, от которого Торндайк грубо оттащил полоумного Джонни. Казалось, Том спал мирным сном. При жизни малый был весьма недурен собой. В ходе прощания раздалось несколько неподдельных всхлипов и много притворных, хотя большинство присутствовавших довольствовались тем, что с любопытством таращились на мертвеца и принимались возбужденно перешептываться друг с другом, едва выйдя за дверь. Стив Барбур долго стоял у гроба, пристально вглядываясь в неподвижное лицо, а потом отошел, с сомнением покачивая головой. Его жена Эмили, следовавшая сразу за ним, по выходе из гостиной шепотом сказала, что Генри Торндайку лучше бы не похваляться столь неумеренно своей работой, ибо глаза у Тома открылись. В начале поминальной службы они были закрыты — она точно видела. Но спору нет, глаза у него прям как у живого, даром что после смерти прошло целых два дня.

Здесь Фред Пек обычно умолкает, словно не желая продолжать рассказ. У слушателя возникает предчувствие, что дальше последует что-то весьма неприятное, но Пек успокоительным тоном заверяет, что на самом деле развязка истории не такая уж и страшная, как хотят представить иные. Даже Стив никогда не делился своими соображениями на сей счет, а болтовня придурковатого Джонни, разумеется, яйца выеденного не стоит.

Началось все с Луэллы Морс — истеричной старой девы, певшей в хоре. Она проходила мимо гроба в порядке очереди, но остановилась и вгляделась в лицо покойного чуть внимательнее, чем все остальные, кроме супругов Барбур. А потом вдруг пронзительно взвизгнула и упала без чувств.

Ясное дело, в гостиной моментально поднялся страшный переполох. Старый доктор Пратт протолкался к Луэлле и потребовал воды, чтобы плеснуть ей в лицо, а все прочие сгрудились вокруг, с любопытством таращась на нее и на гроб. Джонни Доу принялся бубнить себе под нос: «Он все понимает, он все слышит и все видит, но его все одно схоронят» — однако к бормотанию дурачка никто не прислушался, за исключением Стива Барбура.

Буквально через минуту Луэлла начала приходить в сознание. Она не смогла толком объяснить, что именно ее напугало, а лишь повторяла шепотом: «У него был такой вид… такой вид…» Но все остальные не находили в трупе никаких перемен против прежнего — хотя он, надо сказать, с открытыми глазами и румянцем во всю щеку, представлял собой странноватое для покойника зрелище.

А потом озадаченные люди заметили нечто такое, отчего на время забыли и про Луэллу, и про покойника. Речь идет о Генри Торндайке, на которого, похоже, внезапное всеобщее смятение и толчея подействовали самым скверным образом. Очевидно, в суматохе малого сбили с ног, и теперь он корчился на полу, пытаясь приподняться и сесть. Лицо его искажала ужасная гримаса, а глаза начинали стекленеть и тускнеть. Он говорил с огромным трудом, сдавленным, хриплым голосом, полным невыразимого отчаяния:

— Отнесите меня домой, скорее, и оставьте там. Препарат, случайно введенный мне… действует на сердце… Чертово волнение… довершило дело… Вы подождите… подождите… не думайте, будто я умер, если я перестану подавать признаки жизни… Это всего лишь препарат… просто отнесите меня домой и подождите… Я потом очнусь, только не знаю когда… но я все время буду в сознании… буду все видеть и слышать… не заблуждайтесь на этот счет…

Когда последние слова замерли у него на устах, старый доктор Пратт склонился над ним, пощупал пульс, долго всматривался в застывшее лицо, а потом наконец покачал головой.

— Ему уже ничем не помочь, он скончался. Сердце слабое — и препарат, инъекцию которого он случайно получил, видимо, оказал губительное действие. Не знаю, что это за вещество такое.

На всех присутствовавших нашло своего рода оцепенение. Не успели предать земле одного мертвеца, как уже второй подоспел! И только Стив Барбур вслух задался вопросом о странных словах, произнесенных Торндайком напоследок. Действительно ли он преставился, коли сам сказал, что лишь с виду будет похож на покойника? И коли на то пошло, не стоит ли доку Пратту еще разок хорошенько осмотреть Тома Спрэга перед погребением?

Полоумный Джонни бросился на грудь Торндайку, точно преданный пес, и жалобно заскулил:

— Ой, не закапывайте его, не надо! Он не помер вовсе — ведь собака Лайджа Хопкинса и теленок отца Ливитта не померли навсегда от уколов Генри. У него есть такое специальное лекарство, от которого, если сделать укол, ты становишься совсем как мертвый, хотя на самом деле живехонек! На вид ты мертвяк мертвяком, но все видишь, слышишь и понимаешь, а назавтра очухиваешься — и все в порядке. Не закапывайте Генри — он очнется под землей и не сумеет выбраться из могилы! Он хороший — не то что Том Спрэг! Хоть бы этот противный Том бился в гробу и задыхался много, много часов…